- Однако вы же поклялись мстить до гроба за
разрушение вашей тюрьмы,
- напомнил ему Торрес.
- Но не в том случае, если мне придется платить
за это пятьдесят
долларов, - огрызнулся начальник полиции, краешком
глаза наблюдая за
дрожавшим от лихорадки капитаном: не начинает ли тот
сдаваться.
- Пятьдесят долларов золотом, - сказал
капитан, допив кофе и
трясущимися пальцами пытаясь скрутить себе сигарету.
Потом он кивнул в
сторону шведа и добавил: - И еще пятерку золотом моему
механику. Таков уж:
у нас обычай.
Торрес подошел поближе к начальнику полиции и шепнул:
- Я заплачу за буксир, а с гринго Ригана взыщу
лишнюю сотню, разницу
же мы с вами поделим пополам. Так что мы ничего не потеряем.
Напротив - еще
останемся в барыше. Риган наказывал мне, чтоб я не скупился
на расходы.
Когда солнце поднялось над линией горизонта и
ослепительно засверкало в
небе, один из жандармов направился обратно в
Лас-Пальмас с измученными
лошадьми, а остальные поднялись на палубу буксира; механик
швед спустился в
недра машинного отделения, и капитан Розаро,
избавленный от лихорадки
благостными лучами солнца, приказал матросам сняться с
причала, а одному из
них стать в рубке у компаса.
На рассвете "Анджелика" все еще дрейфовала
недалеко от берега: ветра не
было всю ночь, и ей не удалось выйти в море, хотя она и
продвинулась к
северу и находилась сейчас на полпути между
Сан-Антонио и проливами
Бокас-дель-Торо и Картахо. Эти два пролива, которые ведут
в открытое море,
все еще были милях в двадцати пяти от
"Анджелики", а шхуна точно спала на
зеркальной глади лагуны. Душная тропическая ночь заставила
всех перебраться
на палубу, и она была положительно устлана спящими. На
крыше каюты капитана
лежала Леонсия. В узких проходах, по обеим сторонам каюты,
расположились ее
братья и отец. А на носу, между каютой капитана и рубкой
рулевого, лежали
рядом оба Моргана; рука Френсиса покоилась на плече Генри,
словно оберегая
его. У штурвала, по одну его сторону, обхватив колени
руками и положив
голову на руки, сидя спал метис-капитан, а по другую
сторону, точно в такой
же позе, спал рулевой - не кто иной, как Персиваль,
чернокожий негр из
Кингстона. На шкафуте вповалку лежали матросы, тогда
как на носу, на
крошечном полубаке, уткнувшись лицом в скрещенные на
груди руки, спал
вахтенный.
Первой проснулась Леонсия. Приподнявшись на локте и
подоткнув под него
край плаща, на котором она спала, девушка посмотрела
вниз на палубу и
увидела Генри и Френсиса, мирно спавших рядом. Ее влекло к
ним обоим - ведь
они были так походки друг на друга; она любила Генри,
вспомнила, как он
целовал ее, и, вспомнив об этом, вся затрепетала; она
любила и Френсиса,
вспомнила и его поцелуй - и вся залилась краской. Она
сама дивилась тому,
что в сердце ее уживается любовь к двум людям сразу. Она
уже достаточно
разобралась в своих чувствах и знала, что готова
последовать за Генри на
край света, а за Френсисом еще дальше. И ее
терзала собственная
безнравственность.
Стремясь бежать от пугавших ее мыслей, Леонсия
протянула руку и
кончиком шелкового шарфа начала щекотать нос Френсиса;
молодой человек
зашевелился, взмахнул рукой, как бы отгоняя москита или
муху, и спросонья
ударил Генри по груди. Таким образом. Генри проснулся
первым. Резким
движением он поднялся и сел, разбудив при этом Френсиса.
- Доброе утро, веселый родственничек, - приветствовал
его Френсис. -
Что это ты так резвишься?
- Доброе утро, дружище, - проворчал Генри, - да
только кто же из нас
резвится? Ведь это ты стукнул меня и разбудил. Мне со сна
даже показалось,
будто это палач пришел за мной: ведь как раз сегодня утром
меня собирались
вздернуть. - Он зевнул, потянулся, посмотрел через
поручни на спящее море
и, толкнув Френсиса, указал ему на спящих капитана и
рулевого.
"Какие красавцы эти Морганы", - подумала
Леонсия и тут же удивилась,
поймав себя на том, что мысленно произнесла эту фразу
не по-испански, а
по-английски. Неужели потому, что они оба завладели ее
сердцем, она и думать
стала на их языке, а не на своем родном?
Все было так запутано, что она решила бежать столь
запутанных мыслей,
она снова принялась щекотать кончиком шарфа нос Френсиса и
была застигнута
врасплох: пришлось ей со смехом признаться, что это она
была причиной их
внезапного пробуждения.
Через три часа подкрепившись фруктами и кофе, Леонсия
стала у руля, и
Френсис принялся обучать ее, как вести судно и определять
путь по компасу.
"Анджелика", повинуясь свежему ветерку,
гнавшему ее на север, шла со
скоростью шести узлов. Генри, стоя на наветренной стороне
палубы, изучал с
помощью бинокля горизонт, изо всех сил стараясь не
замечать, с каким
увлечением занимаются учитель и ученица, хотя втайне
ругательски ругал себя
за то, что не ему первому пришла в голову мысль научить
Леонсию обращаться с
компасом и рулем. Все же он взял себя в руки и не только не
смотрел на них,
но даже и краешком глаза не поглядывал в их сторону.
Зато капитан Трефэзен со свойственным индейцам
жестоким любопытством и
с беззастенчивостью негра - подданного короля
Георга - был менее
деликатен. Он во все глаза смотрел на молодых людей, и от
него не укрылось
неодолимое влечение, которое испытывали друг к
другу американец,
зафрахтовавший его судно, и хорошенькая испанка. Они стояли
совсем рядом, и
когда оба наклонились над штурвалом, заглядывая в нактоуз,
прядь волос
