спасти ему жизнь, если он согласится немедленно покинуть
Панаму.
- Ах ты испанская собака! - прохрипел Генри,
тщетно пытаясь
высвободить связанные назад руки.
- Сам ты американский пес! - крикнул Торрес и
наотмашь ударил Генри
по зубам.
В тот же миг Генри поднял ногу и так двинул Торреса в
бок, что тот не
устоял и отлетел к Френсису; Френсис, в свою очередь,
не замедлил как
следует пнуть его с другого бока. Так они кидали Торреса
друг другу, точно
футболисты, пасующие мяч, пока жандармы, наконец, не
схватили их и не
принялись, пользуясь их беспомощностью, избивать. Торрес
не только поощрял
жандармов возгласами, но и сам вытащил нож; дело,
безусловно, кончилось бы
кровавой трагедией, как это нередко случается, когда
вскипит оскорбленная
латиноамериканская кровь, если бы вдруг не появилось десятка
два вооруженных
всадников, которые бесшумно выехали из-за деревьев и так же
бесшумно стали
хозяевами положения. Иные из этих таинственных
незнакомцев были одеты в
парусиновые рубашки и штаны, другие - в длинные холщовые
рясы с капюшонами.
Жандармы и плантаторы в ужасе попятились, крестясь и
бормоча молитвы.
- Слепой разбойник! - Суровый судья! - Это его
люди! - Мы погибли!
- неслось со всех сторон.
Только один многострадальный пеон метнулся
вперед и упал на
окровавленные колени перед человеком со строгим лицом,
который, как видно,
предводительствовал людьми Слепого разбойника. Из уст пеона
полились громкие
жалобы и мольбы о справедливости.
- А знаешь ли ты, о какой справедливости просишь? -
гортанным голосом
спросил его предводитель отряда.
- Да, о Суровой Справедливости, - ответил пеон. - Я
знаю, что значит
обращаться к Суровой Справедливости, и все же обращаюсь,
потому что жажду
справедливости, и дело мое - правое.
- Я тоже требую Суровой Справедливости! -
воскликнула Леонсия,
сверкая глазами. И тихо добавила, обращаясь к Френсису и
Генри: - Какова бы
ни была эта Суровая Справедливость.
- Едва ли это будет хуже того, что мы можем
ожидать от Торреса и
начальника полиции, - в тон ей шепнул Генри и, смело
шагнув вперед,
обратился к предводителю отряда: - Я тоже требую Суровой
Справедливости.
Вожак кивнул.
- И я тоже, - сначала шепотом, а затем громко заявил
Френсис.
Жандармам, как видно, было все равно, а плантаторы
дали понять, что
готовы подчиниться любому приговору, какой соблаговолит им
вынести Слепой
разбойник. Запротестовал только начальник полиции.
- Быть может, вы не знаете, кто я? - чванливо
спросил он. - Я -
Мариано Веркара-и-Ихос, представитель старинного именитого
рода, всю жизнь
занимающий высокие должностные посты. Я - начальник
полиции Сан-Антонио,
ближайший друг губернатора, доверенное лицо
правительства Панамской
республики. Я носитель закона. Вообще в стране нашей
существует только один
закон и одна справедливость - для всей Панамы и для
Кордильер тоже. Я
протестую против того, что вы тут установили у себя в
горах закон, который
называете Суровой Справедливостью. Я пошлю солдат
арестовать вашего Слепого
разбойника и упрячу его в Сан-Хуан, чтобы сарычи склевали
там его.
- Я бы советовал вам все-таки не забывать, -
насмешливо предупредил
Торрес разбушевавшегося начальника полиции, - что вы не в
Сан-Антонио, а в
дебрях Хучитана. И у вас здесь нет никакой армии.
- Вот эти двое - нанесли они обиду кому-нибудь из
тех, кто взывает
сейчас к Суровой Справедливости? - резко спросил вожак.
- Да, - заявил пеон. - Они били меня. Все меня
били. И вот эти тоже
били - без всякой причины. У меня рука вся в крови, а
тело в ссадинах и
кровоподтеках. Я снова прошу защиты и обвиняю этих двух в
несправедливости.
Вожак кивнул и жестом приказал своим людям
разоружить пленных и
приготовиться в путь.
- Справедливости!.. Я тоже требую справедливости,
одинаковой для всех!
- крикнул Генри. - А у меня руки связаны за спиной.
Пусть тогда всех
свяжут или же развяжут и нас. Ведь связанному идти трудно.
Тень улыбки мелькнула на губах вожака, и он велел своим
людям разрезать
ремни - убедительное доказательство того, что
жалоба Генри была
справедлива.
- Ух! - Френсис лукаво посмотрел на Леонсию и
Генри. - Если мне не
изменяет память, то этак миллион лет тому назад я жил
в одном тихом,
захолустном городишке под названием Нью-Йорк, где мы
наивно мнили себя
отчаянными головорезами, потому что резались в
гольф, воевали с
Таммани-холлом
[17]
, как-то раз помогли отправить на
электрический стул
инспектора полиции и лихо брали прикуп, имея четыре взятки
на руках.
- Ух ты! - воскликнул через полчаса Генри,
когда они вышли на
перевал, с которого открывался вид на панораму вершин.
- Ух ты черт
рогатый! Эти длиннорясые парни с ружьями совсем уж
не такие дикари.
Смотри-ка, Френсис! Да у них тут целая система сигнализации!
Видишь вот это
дерево, а потом вон то, большое, на другой стороне ущелья.
Посмотри, как у
них качаются ветки.
Последние несколько миль пленников вели с завязанными
глазами, затем,
не снимая с них повязок, впустили в пещеру, где царил тот,
кто олицетворял
Суровую Справедливость. Когда повязки были сняты с их глаз,
они обнаружили,
что находятся в просторной и высокой пещере, освещенной
множеством факелов,
а перед ними на троне, высеченном в скале, восседает
слепой старец в
холщовой рясе; у ног его, касаясь плечом его колена,
примостилась красавица
