неправ. Мертвый лев лучше живой собаки. Иди,
возрожденный сын мой, ты
свободен!
Но когда пеон по знаку метиски стал подниматься с
колен. Слепой судья
вдруг остановил его:
- Скалки мне, о человек, который только сегодня
сделался человеком,
что было первопричиной всех твоих бед?
- О Справедливый, мое слабое сердце жаждало любви
женщины смешанной
крови из tierra caliente. Сам я уроженец этих гор. Ради
нее я задолжал
плантатору две сотни песо. А она взяла деньги и сбежала
с другим. Я же
остался рабом у плантатора. Он неплохой человек, но
ведь он все-таки
плантатор. Я трудился, терпел побои и страдал целых пять
лет, а долг мой
теперь возрос до двухсот пятидесяти песо; у меня же ничего
нет, только кожа
да кости, прикрытые жалкими лохмотьями.
- А она очень была хороша, эта женщина? - мягко
спросил Слепой судья.
- Я с ума сходил по ней, о святой человек. Теперь мне
уже не кажется,
что она была так хороша собой. Но тогда она казалась мне
прекрасной. Любовь
к ней, точно лихорадка, сжигала мне сердце и мозг и
превратила меня в раба.
А она сбежала от меня в первую же ночь, и с тех пор я
никогда ее не видел.
Пеон ждал, стоя на коленях, склонив голову, а
Слепой разбойник, к
общему удивлению, глубоко вздохнул и, казалось, забыл обо
всем на свете. Его
рука непроизвольно легла на голову метиски и погладила ее
черные блестящие
волосы.
- Женщина... - заговорил он так тихо, что голос
его, чистый и
звонкий, как колокольчик, сейчас был не громче шепота.
- Вечно женщина,
прекрасная женщина! Все женщины прекрасны... для мужчины.
Они любили наших
отцов; они произвели нас на свет; мы любим их; они
производят на свет наших
сыновей, чтобы те любили их дочерей и называли девушек
прекрасными, - так
всегда было и всегда будет, пока на земле существует
человек и человеческая
любовь.
Глубокое молчание воцарилось в пещере, а Суровый
судья погрузился в
свои думы. Наконец, красавица метиска ласково
дотронулась до него и
заставила вспомнить о пеоне, все еще стоявшем перед ним на
коленях.
- Вот мой приговор, - сказал слепец. - Ты получил
немало ударов.
Каждый удар по твоему телу уже был достаточной расплатой за
долг плантатору.
Ты свободен. Иди. Но оставайся в горах и в следующий раз
полюби женщину с
гор, раз уж ты должен любить женщину и раз без женщины
вообще невозможна
жизнь мужчины. Иди, ты свободен. Ты ведь наполовину майя?
- Да, я наполовину майя, - пробормотал пеон. - Мой
отец - майя.
- Вставай и иди. И оставайся в горах с твоим
отцом-майя. Tierra
caliente - не место для человека, рожденного в
Кордильерах. Плантатора же
твоего здесь нет, а потому мы и не можем судить его.
Плантатор есть
плантатор. Его друзья могут считать себя свободными.
Суровый судья чего-то ждал, ждал и Генри, а затем
без приглашения
шагнул вперед.
- Я тот самый человек, - храбро заявил он, -
который был приговорен
к смерти за убийство, но я не совершал его. Убитый -
родной дядя любимой
мною девушки, и я женюсь на ней, если здесь в Кордильерах,
в этой пещере,
действительно царит справедливость.
Но начальник полиции перебил его:
- Двадцать человек были свидетелями того, как он
грозил дядюшке этой
сеньоры, что убьет его. А через час мы застали этого
гринго возле еще
теплого трупа.
- Он правду говорит, - подтвердил Генри. - Я
действительно угрожал
тому человеку - нам обоим бросилось в голову вино и
горячая кровь. И
жандармы действительно наткнулись на меня, когда я стоял
возле еще теплого
тела. Но я не убивал его. И я не знаю, представить
себе не могу, чья
трусливая рука под покровом темноты всадила ему нож: в
спину.
- Встаньте оба на колени, чтобы я мог допросить
вас, - приказал
Слепой разбойник.
Долго вел он допрос своими чуткими, пытливыми пальцами.
Долго скользили
они по лицам обоих мужчин; слепец щупал и пульс - и
все-таки не мог прийти
ни к какому выводу.
- В этом деле замешана женщина? - напрямик спросил он
Генри Моргана.
- Да, прекрасная женщина. Я люблю ее.
- Это хорошо, что любовь так сильно задела твое
сердце, ибо мужчина,
которого не ранит любовь к женщине, - только
наполовину мужчина, -
снисходительно заметил Слепой судья. И, обращаясь к
начальнику полиции,
добавил: - Вот твоего сердца не ранила женщина, однако
тебя тоже что-то
гнетет. Что же до этого человека, - он указал на Генри,
- то я не думаю,
чтобы одно только чувство к женщине ранило его сердце. Быть
может, отчасти
ты повинен в этом, а отчасти та злоба, которая побуждает
его злоумышлять
против тебя. Встаньте оба. Я не могу рассудить вас. Но есть
такое испытание,
которое дает непогрешимый ответ: это испытание Змеи и
Птицы. Оно столь же
непогрешимо, как непогрешим сам бог, ибо так он
восстанавливает истину. Вот
и Блэкстон говорит, что испытание божьим судом помогает
восстановить истину.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
В самом центре владений Слепого разбойника была котловина
футов десяти
глубиной и тридцати в диаметре, которая вполне могла бы
служить крошечной
ареной для боя быков. Эта впадина с ровным дном и
отвесными стенами
образовалась естественным путем и была столь совершенным
творением природы,
что человеку почти и рук не пришлось прикладывать,
чтобы довести это
совершенство до конца. Разбойники в длинных холщовых
рясах, плантаторы и
жандармы - все были тут, кроме Сурового судьи и метиски;
все стояли на краю
котловины, точно зрители, собравшиеся на бой быков или
сражение гладиаторов.
