заплатил за него выкуп. А если бы, святой и справедливый
человек, у меня
было двести пятьдесят песо, я даже заплатил бы свой
долг плантатору, от
которого меня освободили теперь.
Лицо слепца преобразилось, словно озаренное светом
изнутри.
- Твоими устами сегодня говорит бог, о
возрожденный к жизни! -
одобрительно сказал он.
Но в эту минуту Френсис, поспешно нацарапав что-то
в своей чековой
книжке, протянул метиске чек, на котором даже еще не
успели высохнуть
чернила.
- Позвольте мне тоже сказать слово, - проговорил он.
- Хоть человек
этот подлец и заслуживает собачьей смерти, - не надо,
чтобы он умирал,
пусть живет.
Метиска громко прочитала то, что было написано на чеке.
- Не трудись объяснять, - остановил Слепой
разбойник Френсиса,
догадываясь, что он хочет что-то сказать. - Я не такой
уж глупый и не
всегда я жил в Кордильерах. Я получил коммерческое
образование в Барселоне.
Я знаю банк "Кемикл нейшнл" в Нью-Йорке: в
былое время я вел с ним дела
через своих представителей. Это чек на десять тысяч
долларов. Человек,
который выписал его, уже сказал сегодня правду. Чек в полном
порядке. Больше
того: я уверен, что он не сообщит в банк, чтобы мне не
выдали по нему денег.
Тот, кто платит выкуп за своего врага, должен быть или
очень добрым, или
очень глупым, или уж очень богатым, - одно из трех. Скажи
мне, о человек,
не виновна ли в этом прекрасная женщина?
И Френсис, не смея взглянуть ни направо, ни налево -
ни на Леонсию, ни
на Генри, - а глядя прямо в лицо Слепого разбойника,
ответил, ибо иначе
ответить он не мог:
- Да, о Суровый судья, в этом виновна прекрасная
женщина.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
В том же месте, где по дороге в горы люди в
холщовых рясах завязали
пленникам глаза, кавалькада остановилась. Она
состояла из нескольких
разбойников, конвоировавших Леонсию, Генри и Френсиса
верхом на мулах, с
повязками на глазах, и пеона - тоже с повязкой на
глазах, но пешком.
Получасом раньше, под таким же конвоем, здесь проехала
другая кавалькада,
состоявшая из плантаторов, Торреса и начальника полиции с
его жандармами.
С разрешения строгого предводителя разбойников
пленники, которых сейчас
должны были освободить, сняли с глаз повязки.
- Похоже, что я уже был здесь, - заметил,
рассмеявшись, Генри,
который сразу узнал виденные ранее места.
- Похоже, что нефть все еще горит, - сказал
Френсис, указывая на
горизонт, наполовину скрытый черной завесой дыма. -
Посмотри, пеон, на дело
рук твоих! Для бедняка, у которого нет ни гроша за
душой, ты величайший
растратчик, каких я когда-либо встречал. Говорят, что
нефтяные короли,
напившись, раскуривают сигары тысячедолларовыми банкнотами,
а вот ты каждую
минуту сжигаешь по миллиону долларов.
- Я не бедняк, - с таинственным видом гордо заявил
пеон.
- Переодетый миллионер! - пошутил Генри.
- Где же ты держишь свои капиталы? - ввернула
Леонсия. - В банке
"Кемикл нейшнл"?
Пеон не понял острот, но, сообразив, что над ним
смеются, обиженно
выпрямился и замолчал.
Тут заговорил строгий предводитель разбойников:
- Отсюда вы можете идти каждый своим путем. Так
велел Справедливый.
Вас, сеньоры, прошу спешиться и вернуть мне мулов. Что же
до сеньориты, то
она может оставить себе мула в качестве подарка от
Справедливого, который
никогда не позволил бы себе заставить даму идти
пешком. А вам двоим,
сеньоры, пройтись не вредно. Справедливый особенно
рекомендовал богатому
сеньору ходить побольше пешком. Богатство, сказал он,
приводит к тому, что
человек почти совсем пешком не ходит. А когда человек почти
совсем не ходит,
он обрастает жиром, ожирение же не способствует успеху у
прекрасных женщин.
Таковы мудрые слова Справедливого.
А еще он настоятельно советует пеону оставаться в
горах. Здесь он
найдет прекрасную женщину, и раз уж он должен любить
женщину, то самое
благоразумное - любить женщину своего племени. Женщины из
tierra caliente
предназначены для мужчин из tierra caliente. А
женщины Кордильер
предназначены для мужчин Кордильер. Бог не любит смешения
кровей. Недаром
мул - самое отвратительное животное под солнцем. Мир был
сотворен не для
смешения племен - это все выдумки человека. Какие бы
чистые ни были расы,
если их перемешать, они перестанут быть чистыми. Не могут
вода и нефть дать
однородную смесь. У природы есть свои законы. Так сказал
Справедливый, и я
лишь повторил его слова. Он велел мне добавить, что
знает, о чем говорит,
ибо сам в свое время был грешен.
От этих слов волнение и замешательство охватили
англосаксов Генри и
Френсиса, и не меньше их - Леонсию, дитя Латинской
Америки. Леонсия,
конечно, взглядом сказала бы каждому из любимых ею молодых
людей, что она не
желает с этим считаться, если бы другого не было
поблизости; да и оба они
громко запротестовали бы, останься любой из них наедине
с нею. И все же
глубоко в душе каждый невольно сознавал, что Слепой
разбойник прав. И на
сердце у них от этого стало тяжело.
Хруст и треск в зарослях отвлекли их от этих мыслей: по
отлогой стене
каньона, на скользивших и спотыкавшихся лошадях, прямо
на них, спускался
оправившийся после болезни плантатор в сопровождении
нескольких всадников.
Как истый идальго, он склонился в глубоком поклоне перед
дочерью Солано, а
потом не менее учтиво, хотя и несколько суше,
поздоровался с Генри и
Френсисом, помня, что им все-таки покровительствует Энрико
Солано.
