- Где же ваш благородный отец? - спросил он
Леонсию. - У меня для
него добрые вести. С тех пор как мы виделись с вами
последний раз, - а это
было неделю назад, - я несколько дней пролежал,
прикованный к постели
приступом лихорадки. Но я послал гонцов в
Бокас-дель-Торо; благодаря
попутному ветру они быстро переплыли лагуну Чирикви и,
очутившись на месте,
по правительственному радио - начальник полиции в
Бокас-дель-Торо мой
большой друг! - связались с президентом Панамы.
Президент тоже мой
старинный приятель - сколько раз я тыкал его носом в
грязь, а он меня,
когда мы учились в колонской школе и жили с ним в одной
комнате. И вот от
него пришел ответ, что все в порядке: правосудие было
введено в заблуждение
чрезмерными, но тем не менее достойными похвалы усилиями
начальника полиции
Сан-Антонио. Теперь все забыто и прощено, и благородное
семейство Солано
вместе с их благородными друзьями-американцами может на
законном основании,
не боясь политических преследований, вернуться домой...
В подтверждение своей речи плантатор низко поклонился
Генри и Френсису.
Но в эту минуту взгляд его случайно упал на пеона,
притаившегося за спиной
Леонсии, и глаза его вспыхнули торжествующим огнем.
- О матерь божия, ты не забыла меня! - с жаром
воскликнул плантатор
и, повернувшись к сопровождавшим его друзьям, добавил:
- Вот он, этот
бесстыжий, безмозглый скот, который сбежал от меня, не
выплатив долга.
Хватайте его! Я его так отлуплю, что он у меня месяц будет
лежать пластом!
Плантатор дернул поводья и одним скачком очутился
позади мула Леонсии,
но пеон так же поспешно нырнул под морду животного и
безусловно успел бы
убежать в джунгли, если бы другой плантатор, пришпорив коня,
не бросился ему
наперерез и не сбил его с ног. В один миг плантаторы,
привычные к такого
рода делам, рывком подняли беднягу с земли, скрутили ему
руки за спиной и
той же веревкой обмотали шею.
Френсис и Генри запротестовали в один голос.
- Сеньоры, - ответил плантатор, - мое уважение
к вам, желание
служить вам и быть полезным столь же глубоки, как
и мои чувства к
благородному семейству Солано, под чьим покровительством вы
находитесь. Ваше
благополучие и спокойствие - священны для меня. Я готов
грудью защищать вас
от любой беды. Приказывайте - я к вашим услугам. Моя
асьенда в вашем
распоряжении, как и все, чем я владею. Но что касается
пеона - то это
совсем другое дело. Он не ваш. Он мой пеон, мой должник,
сбежавший с моей
плантации. Я убежден, что вы поймете и извините
меня. Это вопрос
собственности. А он - моя собственность.
Генри и Френсис растерянно и недоуменно посмотрели друг
на дуга. Таков
закон страны - они это отлично знали.
- Справедливый судья простил мне мой долг - все здесь
тому свидетели,
- еле слышно пролепетал пеон.
- Это правда. Справедливый судья простил ему его
долг, - подтвердила
Леонсия.
Плантатор с усмешкой склонился в низком поклоне.
- Но пеон подписал контракт со мной, - все с той же
усмешкой заметил
он. - Да и кто такой этот Слепой разбойник, чтобы устанавливать
свои
дурацкие законы на моей плантации и лишать меня двухсот
пятидесяти песо,
которые по праву принадлежат мне?
- Это верно, Леонсия, - подтвердил Генри.
- Тогда я вернусь в Кордильеры, - заявил
пеон. - О воины
Справедливого судьи, возьмите меня с собой в Кордильеры!
Но строгий предводитель покачал головой.
- Здесь мы отпустили тебя. Наши полномочия на этом
кончились. Мы не
имеем над тобой больше никаких прав. Нам осталось только
проститься со всеми
и уехать.
- Стойте! - воскликнул Френсис, вытаскивая свою
чековую книжку и
начиная что-то писать. - Обождите минуту. Я сейчас
рассчитаюсь за этого
пеона. Но прежде чем вы уедете, я хочу попросить вас об
одном одолжении. -
И он вручил чек плантатору со словами: - Я добавил
десять песо на обмен
валюты.
Плантатор взглянул на чек, спрятал его в карман и
подал Френсису конец
веревки, обвивавшей шею несчастного.
- Теперь пеон ваш, - сказал он.
Френсис посмотрел на веревку и расхохотался.
- Смотрите-ка! Я стал рабовладельцем. Раб,
ты мой, ты моя
собственность, понятно?
- Да, сеньор, - униженно пробормотал пеон. - Видно,
когда я потерял
голову из-за любви к той женщине и пожертвовал ради нее своей
свободой, бог
судил, чтобы я с тех пор всю жизнь был чьей-то
собственностью. Справедливый
судья прав. Бог покарал меня за то, что я польстился на
женщину из другого
племени.
- Ты стал рабом из-за того, что всегда считалось
самым прекрасным в
мире, из-за женщины, - заметил Френсис, перерезая веревки
на руках пеона.
- А теперь я дарю тебя - тебе. - С этими словами он
вложил в руку пеона
конец веревки, опутывавшей его шею. - Отныне ты сам себе
хозяин. И помни:
никогда и никому не отдавай этой веревки.
Пока все это происходило, откуда-то вдруг бесшумно
вынырнул высокий
тощий старик, под его сухой, как пергамент, кожей резко
обозначались ребра.
Это был чистокровный индеец племени майя. Он был совсем
нагой, если не
считать набедренной повязки. Нечесаные волосы грязно-серыми
прядями свисали
вдоль скуластого лица, высохшего, как у мумии. Мышцы
жалкими мешочками
висели на его руках и ногах. Из его впалого рта торчало
несколько сломанных
зубов, щеки ввалились, а глаза, точно черные бусины,
глубоко запавшие в
орбитах, горели диким огнем, как у человека, снедаемого
лихорадкой.
