Рикардо.
Но Генри не стал в это вдаваться.
- Может быть, но нам сейчас не до этого. Надо прежде
всего придумать,
как проникнуть внутрь горы, чтобы спасти их, если они еще
живы. Мы с тобой и
за месяц не разберем такой груды камней. Если бы нас было
человек пятьдесят,
то, работая в две смены, днем и ночью, мы могли бы откопать
пещеру суток за
двое. Таким образом, главное для нас сейчас - достать
людей. Этим мы и
должны прежде всего заняться. Я сейчас сяду на мула и
отправлюсь к этим
кару: пообещаю им всю чековую книжку Френсиса, если они
придут сюда помочь
нам. Если же ничего не выйдет, я поеду в Сан-Антонио и
наберу там людей.
Итак, этим займусь я. Тем временем ты расчисти тропу и
приведи сюда всех
пеонов с мулами, продовольствием и лагерным
оборудованием. Да, смотри,
прислушивайся, не раздастся ли стука в горе: они ведь могут
перестукиванием
дать нам о себе знать.
Итак, Генри направил своего мула в деревню кару
- к великому
неудовольствию мула и не менее великому изумлению кару,
внезапно увидевших в
своей твердыне врагов - точнее, одного врага, - да еще из
числа тех, кого
совсем недавно они пытались уничтожить. Они сидели на
корточках возле своих
хижин и лениво грелись на солнце, скрывая под сонной
апатией удивление,
которое точно иголками покалывало их и побуждало
вскочить на ноги. Как
всегда, отвага белого человека смутила
дикарей-метисов и лишила их
способности действовать. Неторопливо ворочая мозгами, они
пришли к выводу,
что только у человека на голову выше всех
остальных, доблестного и
наделенного таким могуществом, какое им и не снилось, могло
хватить смелости
въехать в многолюдное вражеское селение на усталом и
строптивом муле.
Они говорили на ломаном испанском языке, так что
Генри понимал их, и
они, в свою очередь, понимали его испанскую речь: однако
его рассказ о
несчастье, приключившемся в священной горе, не произвел
на них никакого
впечатления. Они выслушали с бесстрастными лицами его
просьбу отправиться на
помощь потерпевшим и обещание хорошо за это заплатить и
только равнодушно
пожали плечами.
- Если гора проглотила ваших гринго, значит, на то
воля бога. А кто мы
такие, чтобы препятствовать его воле? - отвечали они. - Мы
люди бедные, но
мы работать ни на кого не будем и тем более идти против
бога не хотим. Ведь
во всем, что случилось, виноваты сами гринго. Это не их
страна. И нечего им
лазить по нашим горам. Пусть сами теперь и выпутываются из
беды, коли бог
разгневался на них, а у нас и без того забот хватает - одни
непокорные жены
чего стоят.
Час сиесты давно миновал, когда Генри, успев сменить
уже двух мулов, на
третьем, самом строптивом, въехал в еще сонный
Сан-Антонио. На главной
улице, на полпути между судом и тюрьмой, он увидел
начальника полиции и
маленького толстого судью, следом за которыми шагали
человек десять
жандармов-конвоиров и двое несчастных пеонов, бежавших
с плантации в
Сантосе. Генри остановил мула и стал излагать судье и
начальнику полиции
свою просьбу о помощи. Пока он говорил, начальник
полиции незаметно
подмигнул судье - своему судье, своему ставленнику,
который был предан ему
телом и душой.
- Да, конечно, мы вам поможем, - сказал
начальник полиции,
потягиваясь и зевая.
- Когда же вы можете дать мне людей? - нетерпеливо
спросил Генри.
- Что до этого, то мы сейчас очень заняты, - с
ленивой наглостью
заявил начальник полиции. - Разве не так, достопочтенный
судья?
- Да, мы очень заняты, - подтвердил тот, зевая прямо
в лицо Генри.
- И будем заняты еще некоторое время, - продолжал
начальник полиции.
- Мы очень сожалеем, но ни завтра, ни послезавтра не сможем
даже и подумать
о том, чтобы оказать вам помощь. А вот немного позже...
- Скажем, к рождеству, - вставил судья.
- Да, да, к рождеству, - подтвердил начальник
полиции, отвешивая
галантный поклон. - Зайдите к нам около рождества, и
если к тому времени
дел у нас будет поменьше, быть может, мы и подумаем о том,
чтобы снарядить
такую экспедицию. А пока всего хорошего, сеньор Морган.
- Вы это серьезно? - спросил Генри с перекошенным от
гнева лицом.
- Вот такое же, небось, было у него лицо, когда он
нанес предательский
удар в спину сеньору Альфаро Солано, - со зловещим видом
изрек начальник
полиции.
Генри пропустил это оскорбление мимо ушей, - он думал
о другом.
- Я скажу вам, кто вы есть! - вскипел он,
охваченный справедливым
негодованием.
- Берегитесь! - предупредил его судья.
- Плевать мне на вас! - бросил Генри. - Вы ничего
не можете со мной
сделать. Меня помиловал сам президент Панамы. А вы - вы
жалкие ублюдки, не
люди, а свиньи, даже не поймешь кто!
- Прошу вас продолжайте, сеньор, - сказал начальник
полиции, скрывая
под изысканной вежливостью свое бешенство.
- Вы не обладаете ни одной из доблестей испанцев
или караибов, зато
пороки обеих рас у вас в изобилии. Свиньи вы - вот вы кто!
- Вы все сказали, сеньор? Все до конца? -
вкрадчиво осведомился
начальник полиции и подал знак жандармам; те набросились
сзади на Генри и
обезоружили его.
- Даже сам президент Панамы не может помиловать
преступника, еще не
совершившего преступления. Правильно, судья? - спросил
начальник полиции.
- А это новое преступление! - с готовностью
подхватил судья, с
полуслова поняв намек начальника полиции. - Этот пес-гринго
оскорбил закон.
- Тогда мы будем судить его, и судить немедленно, не
сходя с места. Не
