7
Отрицание
Лоджудис был наполовину прав: к тому моменту я действительно заподозрил Джейкоба, но отнюдь не в убийстве. Сценарий, в котором Лоджудис настойчиво пытался убедить большое жюри, – что в силу своей семейной истории, найдя нож, я немедленно понял, что Джейкоб психопат, и начал его покрывать – был полной чушью. Я не виню Нила в том, что он так упорно продавливал эту версию. Присяжные по природе своей глухи, а обстоятельства этого дела были таковы, что, по сути, вынуждали их еще настойчивей затыкать уши. У Лоджудиса просто не оставалось другого выхода, кроме как кричать. Но факт остается фактом: ничего такого драматического не произошло. Предположение, что Джейкоб может быть убийцей, было полным бредом; я ни на миг не рассматривал эту возможность всерьез. Скорее уж полагал, что что-то случилось. Джейкоб знал больше, чем говорил. Видит бог, это само по себе меня пугало. Подозрение, едва закравшись в мое сознание, заставило меня переживать все вдвойне: как насторожившегося следователя и как обеспокоенного отца. Первый хотел выяснить истину, второй страшился ее. И если я не стал признаваться во всем этом большому жюри, то лишь потому, что у меня тоже имелись веские основания продавливать свою версию.
В тот день, когда я нашел нож, Джейкоб вернулся домой около половины третьего. Мы с Лори сидели в кухне и слушали, как он с шумом ввалился в дом и пяткой захлопнул входную дверь, потом сбросил рюкзак и куртку. Тревожно переглядываясь, мы, точно операторы гидролокационной установки, пытались интерпретировать все эти звуки.
– Джейкоб, – крикнула Лори, – будь добр, подойди сюда, пожалуйста.
На мгновение повисла тишина, точно перед прыжком, потом он произнес:
– О’кей.
Лори сделала оптимистическое лицо, чтобы меня ободрить.
Джейкоб нерешительной походкой вошел в кухню. Мне вдруг неожиданно бросилось в глаза, как сильно он вырос за последнее время, стал размером со взрослого мужчину.
– Папа? Что ты делаешь дома?
– Джейк, нам нужно кое о чем поговорить.
Он прошел чуть вперед и увидел лежащий на столе между нами нож. В сложенном виде в нем больше не было ничего угрожающего. Это был просто инструмент.
Самым нейтральным тоном, который я только мог изобразить, я произнес:
– Не хочешь рассказать нам с мамой, что это такое?
– Э-э-э… нож?
– Не придуривайся, Джейкоб.
– Сядь, – вмешалась его мать. – Сядь.
Он сел.
– Ты рылась в моей комнате?
– Это был я, а не мама.
– Ты обыскивал ее?
– Угу.
– Уважение к личной территории? Нет, не слышали.
– Джейкоб, – проговорила Лори, – папа беспокоился за тебя.
Он закатил глаза.
– Мы оба беспокоились, – продолжала Лори. – Почему бы тебе не рассказать нам, что вообще происходит?
– Джейкоб, ты ставишь меня в сложное положение. Половина полиции штата занята поисками этого ножа.
– Именно этого ножа?
– Не именно этого, просто ножа. Ты же понимаешь, что я имею в виду. Подобного ножа. Я не понимаю, что такой нож делает у ребенка твоего возраста. Для чего он тебе понадобился?
– Ни для чего. Я его купил, и все.
– Зачем?
– Не знаю.
– То есть ты его купил, но зачем, ты не знаешь?
– Да захотел и купил! Без всякой причины. Это ничего не значит. Почему все непременно должно что-то значить?
– Почему тогда ты его прятал?
– Наверное, потому, что знал – вы распсихуетесь.
– Ну, по крайней мере, тут ты не ошибся. Так зачем тебе понадобился нож?
– Я же уже сказал тебе, просто так. Я подумал, что он прикольный. Он мне понравился. И я его захотел.
– У тебя что, какие-то проблемы с другими ребятами?
– Нет.
– Ты чего-то боишься?
– Нет, я же уже сказал, я просто его увидел, подумал, что он прикольный, ну и купил.
Он пожал плечами.
– Где?
– В городе, в магазине армейского снаряжения. Их много где продают.
– Чек остался? Ты платил кредиткой?
– Нет, наличными.
Мои глаза сузились.
– Господи, папа, так еще бывает: люди до сих пор используют наличные.
– И что ты с ним делаешь?
– Ничего. Просто смотрю на него, держу в руках, прислушиваюсь к своим ощущениям.
– Ты носишь его при себе?
– Нет. Обычно не ношу.
– Но иногда все же носишь?
– Нет. Ну, изредка.
– Ты брал его в школу?
– Нет. Всего один раз. Хотел показать ребятам.
– Кому именно?
– Дереку, Дилану. Может, еще паре человек.
– Зачем?
– Потому что я думал: это прикольно. Типа зацените, что у меня есть.
– Ты им хоть раз что-нибудь делал?
– Например?
– Ну, не знаю, что вообще делают ножом? Режут?
– Ты имеешь в виду, не зарезал ли я им, случайно, кого-нибудь в парке Колд-Спринг?
– Нет, я имею в виду, пользовался ли ты им хоть раз вообще?
– Нет, никогда. Разумеется, нет.
– Значит, ты просто купил его и положил в ящик?
– Ну да.
– И ты хочешь, чтобы я этому поверил?
– Но это правда!
– Зачем тебе понадобилось…
– Энди, – вмешалась Лори, – он подросток. Затем и понадобилось.
– Лори, не надо ему помогать.
– Подростки иногда делают глупости. – Она повернулась к Джейкобу. – Даже умные подростки иногда делают глупости.
– Джейкоб, я должен тебя спросить ради моего душевного спокойствия: это тот нож, который они ищут?
– Нет! Ты что, совсем спятил?
– Ты знаешь что-то, что имеет отношение к тому, что случилось с Беном Рифкином? Может, что-то, что ты слышал от друзей? Что-то, что ты хотел бы мне рассказать?
– Нет. Разумеется, нет. – Он спокойно посмотрел на меня, бестрепетно встретившись со мной взглядом. Продлилось это всего одно мгновение, но я безошибочно прочитал в этом вызов – это был взгляд того рода, который дерзкий свидетель может метнуть в тебя в зале суда. Продемонстрировав мне таким образом свое неповиновение, он вновь превратился в обычного ершистого подростка. – У меня в голове не укладывается, что ты спрашиваешь меня об этом. Я прихожу из школы и неожиданно оказываюсь на допросе. У меня это просто в голове не укладывается. Поверить не могу, что ты так обо мне думаешь.
