Она вскинула вверх мизинец:
– Честное скаутское.
– Ладно, Сара, спасибо тебе. Понимаю, что Джейкоб – личность сейчас не самая в городе популярная, так что, по-моему мнению, с твоей стороны было очень отважно со мной поговорить.
– Ничуть это не отважно. Если бы это было отважно, я бы не стала этого делать. Я вовсе не отважный человек. Просто мне нравится Джейк. Ну, то есть если абстрагироваться от дела и всего остального. Но Джейк мне нравился. В смысле, раньше, до всего этого. Он был хорошим парнем.
– Не «был». Есть. Он хороший парень.
– Ну да. Он хороший парень.
– Спасибо.
– Знаете что, мистер Барбер? Думаю, у вас был очень хороший отец. Потому что вы сами очень хороший отец, так что, наверное, у вас у самого был хороший отец, который вас этому научил. Это правда?
Господи, она что, не читала газет?
– Не совсем, – отозвался я.
– Не совсем, но близко?
– У меня не было отца.
– А отчим?
Я покачал головой.
– Мистер Барбер, у каждого человека есть отец. Кроме разве что Бога, ну или кого-то в этом духе.
– Не у меня, Сара.
– А-а-а. Ну, тогда, может, это и к лучшему. Вроде как полностью выводит отцов из уравнения.
– Возможно. Я, наверное, не лучшая кандидатура, которой стоит задавать этот вопрос.
Семейство Ю проживало на одной из извилистых узких улочек за библиотекой, по соседству с детским садом, где наши дети и познакомились. Оно занимало маленький аккуратный домик в колониальном стиле на небольшом участке, белый с черными ставнями. Предыдущий владелец возвел вокруг входной двери кирпичную пристройку, которая выдавалась на фоне белой стены, точно накрашенный красной помадой рот. Я помню, как мы все набивались в это крохотное помещение, когда с Лори в зимние месяцы приходили к Ю в гости. Это было в те времена, когда Джейкоб с Дереком посещали начальную школу. Тогда наши семьи приятельствовали. В те дни родители друзей Джейкоба, как правило, становились и нашими друзьями тоже. Мы выстраивали отношения с другими семьями, точно пригоняли друг к другу кусочки головоломки: отец к отцу, мать к матери, ребенок к ребенку, чтобы понять, совпадаем ли друг с другом. Семейство Ю в этом плане оказалось не совсем точным попаданием: у Дерека имелась сестренка по имени Эбигейл, на три года моложе мальчиков, – но дружба между нашими семьями какое-то время была нам удобна. То, что теперь мы стали видеться с ними реже, не было результатом разрыва. Просто дети нас переросли. Дети уже общались без нашего участия, а нас, их родителей, не так много связывало, чтобы целенаправленно искать встреч друг с другом. И тем не менее я полагал, что мы оставались друзьями, даже теперь. Каким же я был наивным.
Дверь мне открыл Дерек. При виде меня он застыл на пороге. Стоял и молча таращился на меня своими большими глупыми шоколадными глазами, пока я наконец не произнес:
– Привет, Дерек.
– Привет, Энди.
Дети Ю всегда называли нас с Лори по имени – к этой либеральной практике я так до конца и не привык, а в текущих обстоятельствах подобное обращение царапнуло меня еще больше.
– Можно тебя на минутку? Нужно поговорить.
И снова Дерек, казалось, утратил дар речи. Он стоял столбом и молча смотрел на меня.
– Дерек, кто там? – послышался из кухни голос Дэвида Ю, отца Дерека.
– Все в порядке, Дерек, – заверил я его.
Его паника показалась мне почти комической. С чего он вдруг так переполошился? Он видел меня тысячу раз.
– Дерек, кто там?
До меня донесся скрежет ножек отодвигаемого стула. В следующее мгновение в передней появился сам Дэвид Ю и, положив руку на плечо Дерека, мягко отодвинул сына от двери.
– Привет, Дэвид.
– Чем могу служить?
– Я просто хотел поговорить с Дереком.
– О чем?
– О деле. О том, что случилось. Я пытаюсь выяснить, кто на самом деле это сделал. Джейкоб невиновен. Я помогаю готовиться к суду.
Дэвид понимающе кивнул.
Его жена Карен тоже вышла из кухни и коротко кивнула мне в знак приветствия. Все трое застыли в дверном проеме, точно семейный портрет.
– Дэвид, можно мне войти?
– Не думаю, что это хорошая идея.
– Почему?
– Мы в списке свидетелей. Нам не положено ни с кем разговаривать.
– Это смешно. Мы в Америке. Вы можете разговаривать с кем хотите.
– Прокурор велел нам ни с кем не разговаривать.
– Лоджудис?
– Он самый. Сказал, чтобы мы ни с кем не разговаривали.
– Ну, он имел в виду журналистов. Лоджудис не хотел, чтобы вы раздавали противоречащие друг другу комментарии. Он думает только о перекрестном допросе. А я пытаюсь выяснить прав…
– Он не это сказал. Он сказал, ни с кем не разговаривайте.
– Да, но он не может так говорить. Никто не вправе запрещать вам с кем-то разговаривать.
– Мне очень жаль.
– Дэвид, речь идет о моем сыне. Ты же знаешь Джейкоба. Ты знаешь его с самого детства.
– Мне очень жаль.
– Можно мне хотя бы войти в дом, чтобы мы могли об этом поговорить?
– Нет.
– Нет?
– Нет.
Мы в упор посмотрели друг на друга.
– Энди, – произнес он, – это наше семейное время. Я не очень рад твоему появлению здесь.
Он двинулся закрыть дверь. Его жена остановила его, ухватившись за край двери, и устремила на него умоляющий взгляд.
– Пожалуйста, не приходи сюда больше, – заявил Дэвид Ю. И неубедительно добавил: – Удачи.
Он убрал руку Карен с двери и аккуратно закрыл ее, и я услышал, как с той стороны звякнула цепочка.
16
Свидетель
Дверь квартиры Магратов открыла коренастая широколицая женщина с облаком неприбранных черных волос вокруг головы, в черных лайкровых лосинах и чересчур большой футболке с чересчур большой надписью на груди: «Держи свое ценное мнение при себе – у меня есть свое собственное». Эта острота была разбита на шесть строчек, так что я волей-неволей вынужден был пробежать глазами от ее колышущегося бюста до выдающегося живота – об этом путешествии я сожалею до сих пор.
– Мэтью дома? – спросил я.
– А кто его спрашивает?
– Я представляю интересы Джейкоба Барбера.
В ее глазах не промелькнуло ни искры интереса.
– Убийство в парке Колд-Спринг.
– А-а-а. Вы его адвокат?
