3. Не переживайте о написании слов, знаках препинания и грамматике. И даже о том, чтобы не залезать на поля и писать по линейкам.
4. Не контролируйте себя.
5. Не думайте. Не старайтесь следовать логике.
6. Не бойтесь открывать уязвимые места. Если в вашем тексте возникает что-то пугающее или слишком личное, не останавливайтесь. Скорее всего, в этом будет очень много энергии.
Из книги «Человек, который съел машину»
[106] Письма. Лев Толстой
«…Думаю, что писать надо, во-первых, только тогда, когда мысль, которую хочется выразить, так неотвязчива, что она до тех пор, пока, как умеешь, не выразишь ее, не отстанет от тебя. Всякие же другие побуждения для писательства, тщеславные и, главное, отвратительные денежные, хотя и присоединяющиеся к главному, потребности выражения, только могут мешать искренности и достоинству писания. Этого надобно очень бояться.
Второе, что часто встречается и чем, мне кажется, часто грешны особенно нынешние современные писатели (все декадентство на этом стоит), желание быть особенным, оригинальным, удивить, поразить читателя. Это еще вреднее тех побочных соображений, о которых я говорил в первом. Это исключает простоту. А простота – необходимое условие прекрасного. Простое и безыскусственное может быть нехорошо, но непростое и искусственное не может быть хорошо.
Третье: поспешность писания. Она и вредна и, кроме того, есть признак отсутствия истинной потребности выразить свою мысль. Потому что если есть такая истинная потребность, то пишущий не пожалеет никаких трудов, ни времени для того, чтобы довести свою мысль до полной определенности и ясности.
Четвертое: желание отвечать вкусам и требованиям большинства читающей публики в данное время. Это особенно вредно и разрушает вперед уже все значение того, что пишется. Значение ведь всякого словесного произведения только в том, что оно не в прямом смысле поучительно, как проповедь, но что оно открывает людям нечто новое, неизвестное мне и, большей частью, противоположное тому, что считается несомненным большой публикой. А тут как раз ставится необходимым условием то, чтобы этого не было.
Может быть, что-нибудь из всего этого пригодится вам. Вы пишете, что достоинство ваших произведений есть искренность. Я признаю не только это, но что и цель их добрая: желание содействовать благу людей. Думаю, что вы искренни и в своем скромном суждении о своих произведениях. Это тем более хорошо с вашей стороны, что тот успех, которым они пользуются, мог бы заставить вас, напротив, преувеличивать их значение. Я слишком мало и невнимательно читал вас, как я мало вообще читаю художественные произведения и интересуюсь ими, но по тому, что я помню и знаю из ваших писаний, я бы посоветовал вам больше работать над ними, доводя в них свою мысль до последней степени точности и ясности».
Из письма Леониду Андрееву.
Ясная Поляна, 2 сентября 1908 года
[107] Писательский блок
Писать о писательском блоке лучше, чем не писать вообще
[108].
Ч. Буковски
«Не пишется». «Не могу продолжать». «Писательский затык». «Кризис». Каждому пишущему человеку знакомы эти слова. Писательский блок (writer’s block, так в английском языке называют творческий кризис) – его верный и неизменный спутник. Не стоит воспринимать препятствия как повод бросить работу: с кризисом рано или поздно сталкивается каждый писатель. Исключений нет.
«Бывают дни, когда я встаю и говорю: “Черт возьми, куда подевался мой талант? Что за дерьмо я создаю? Ужас какой-то. Вот это я написал вчера. Ненавижу, ненавижу”. У меня есть сцена в голове, а когда я пытаюсь перенести ее на бумагу, слова получаются корявыми, а сцена – неправильной. Это так раздражает! А бывают дни, когда все идет гладко. Открываешь шлюз – и вот оно. Страница за страницей. Откуда только все берется? Даже не знаю», – говорит Джордж Мартин
[109]. Другой Мартин – Стив, известный американский актер, – добавляет: «Писательский блок – странный термин, придуманный нытиками, чтобы у них был повод приложиться к бутылке»
[110].
Чехов писал: «Бывают минуты, когда я положительно падаю духом. Для кого и для чего я пишу? Для публики?.. Нужен я этой публике или не нужен, понять я не могу. Буренин
[111] говорит, что я не нужен и занимаюсь пустяками, Академия дала премию – сам черт ничего не поймет. Писать для денег? Но денег у меня никогда нет, и к ним я от непривычки иметь их почти равнодушен. Для денег я работаю вяло. Писать для похвал? Но они меня только раздражают»
[112].
Объяснение писательскому отчаянию находится в книге «Труд писателя», о которой уже шла речь ранее: «Никакой духовный расцвет не может уберечь художника слова от кризисов, которые в известной мере являются неизбежными спутниками этого расцвета. Во время этих кризисов писатель мучительно переживает несовершенство того, что он делал до сих пор. С резким отрицанием относится теперь писатель к созданному им ранее. В процессе развития кризиса писатель может даже на время бросить свою профессию»
[113].
Здесь будет уместно привести развернутое и очень образное суждение современного автора Андрея Геласимова о творческом кризисе.
«Бывает ли у меня писательский затык? Конечно. Поражение зашито в парадигму не только творчества, но, думаю, любого мероприятия, на которое отваживается человек. Не учитывать его – черта наивных и, как следствие, неудачливых. Хороший теннисист знает, что где-то в матче его ждет поражение. Один или два сета скорее всего будут проиграны. Надо понять лишь – какие это сеты, спокойно их переждать, а когда время, отпущенное на поражение, истечет (а оно истечет), выиграть оставшиеся три.
Тот, кто не знает об этом, проигрывает все пять.
Так играет Серена Уильямс, так играет Новак Джокович, так играл Пит Сампрас. Если внимательно посмотреть за ними в такие моменты, вы увидите, что они даже не очень борются за мяч. Они понимают, что в эти неизбежные минуты поражения и слабости надо сберечь максимальное количество ресурсов, которые будут эффективно пущены в дело, едва полоса поражения закончится. А она, как я уже говорил, закончится. Но она неизбежна. Она обязательно будет.
