Книга Пиши рьяно, редактируй резво, страница 77. Автор книги Егор Апполонов

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Пиши рьяно, редактируй резво»

Cтраница 77

– Почему вы не бросили? Как удалось дойти до финала, дописать?

– Мне запомнилось, что я писал «Rucciю» пять лет – но это ошибка памяти, оказывается: сейчас посчитал, все-таки три, с весны 2001 по весну 2004 года. Но могло быть и пять, и десять, и вся жизнь – кабы я в феврале 2004, кажется, года не увидел новость о том, что 1 апреля завершается прием рукописей на конкурс остросюжетной прозы. Это шанс, понял я, как-то не особо смутившись тем, что за месяц придется дописать кусок, на который у меня уходил год. Собрался, дописал – ночами, в пене и лихорадке, – выправил, отправил: бегал по всему району в поисках работающей вечером почты, потому что дома интернета еще не было. Пролетел, понятно. Даже и не помню, кто победил в том конкурсе и что ему за это было. В любом случае, у меня на руках оказался готовый текст романа на 18 авторских листов, который можно предлагать издателю.


– Как вы, пролетев на конкурсе, стали издающимся автором?

– Мне страшно повезло. То есть понятно, что первая попытка, в рамках которой я предложил книгу по очереди трем, что ли, крупнейшим издательствам, не кончилась ничем – по-моему, они просто не ответили. Вторая – тоже: летом я отправил письма всем издательствам, книги которых у меня были. Парочка откликнулась лаконичным «Триллеры не печатаем» (явно не заглядывая в текст), остальные проигнорировали. Тут я уже раскидал рукопись веером почти по всем издателям, контакты которых сумел найти. По-моему, уже осень наступила. Ответил один: «Здравствуйте, Шамиль! Меня зовут Юрий Гаврюченков, я работаю редактором в издательстве “Крылов”. С удовольствием прочел Ваш роман, буду рекомендовать к печати. За первую книгу мы платим автору столько-то, за вторую – столько-то. Если Вас устраивают эти условия, то, после одобрения романа главным редактором, мы подпишем договор». Меня, само собой, устроили бы примерно любые условия. Книга вышла через три месяца. Это было не только счастье, но и огромная удача. «Rucciя» не слишком вписывалась в тогдашнюю линейку «Крылова», делавшего ставку на брутальные боевики с детективным сюжетом. Уже через год издательство поймало и отчасти сформировало новый тренд – реваншистский боевик, герои которого отважно бьются с американскими оккупантами и который стал базой для небольшой сетевой секты с черными числами на красных аватарках (число указывало, каким по счету пользователь вписался в отряд храбрецов, готовых умереть, но убить хотя бы одного оккупанта). Соответственно, уже через пару лет моя книга выглядела бы заумным перепевом книжек Беркема аль Атоми и Фёдора Березина. Позднее представить себе выход книги про войну Казани с Москвой, а потом с Вашингтоном, было бы почти невозможно. А так – повезло. Издательство лишь чуть подстраховалось, поставив серию «Современная фантастическая авантюра» (с тех пор меня не по делу обзывают фантастом) и сменило название – выбирая между «Русским разменом» и «Татарским ударом», остановилось на последнем. Все к лучшему, в общем.


– Вы много читали с детства. Я не очень люблю эту формулировку, но все же: кто больше всего повлиял на ваше становление как писателя? Помимо Крапивина, о котором вы рассказывали в одном из интервью.

– Книги Крапивина владели и управляли мной лет с восьми, лет в одиннадцать добавился Виктор Конецкий, в пятнадцать я наконец нашел Стругацких, книг которых в наших городских библиотеках просто не было: фонды формировались во второй половине 70-х – начале 80-х, когда лучших советских фантастов почти не издавали. Вот эти три писателя и четыре человека сделали меня как читателя и, очевидно, как писателя тоже. Понятно, что написанного ими на одного меня не хватало, так что я читал массу всего – всю фантастику и детективы, до которых мог дотянуться, почти весь детлит, включая журнальные публикации в «Пионере», «Костре» и «Уральском следопыте», а потом в «Юности» и «Авроре», и огромный случайный набор взрослых книг, от Пикуля и «Вечного зова» до Мопассана и Кортасара. Но вот так, чтобы перепахало и жило со мной, как главная троица, – это очень немногие: точно Гайдар, Томин, с оговорками Линдгрен и Булычев, заходеровские переводы «Винни-Пуха», «Алисы» и «Мэри Поппинс». Для протокола могу добавить, что из русской классики особенно люблю прозу Пушкина и развесистый глум Салтыкова-Щедрина. Из западной всем неистово рекомендую Шекспира, а также Ивлина Во и Фридриха Дюрренматта, из восточной – плутовские арабские повести типа «Жизни и приключений Али Зибака». Любимые детективщики – Чандлер, Хэммет, Стаут, Жапризо, Несбё. Любимые современные фантасты – Нил Стивенсон и Майкл Суэнвик. Отдельной строкой идет Стивен Кинг – при том, что хоррор я, вообще-то, недолюбливаю и очень рад, что первой прочитал «Мертвую зону», а не «Оно», допустим. Мощнейший автор исторических романов и повестей – Морис Симашко.


– И отдельно я хочу спросить о книге «Момент истины» Богомолова. Почему книга стала любимой? И расшифруйте, пожалуйста, вашу формулировку «воспитал в себе умение читать».

– Нормальный пацан книжки глотает, а те, что не лезут в ментальное горло, отбрасывает. Я был не слишком нормальный, много лежал в больницах, где чтение – единственный досуг, а книг мало, приходится читать и перечитывать, что есть. Этот навык пригодился с Богомоловым. Потому что «Момент истины» – довольно тяжелый и формально недружелюбный текст: слишком много героев и малохудожественных вставок, в том числе скучных документов, слишком тягучая интрига, слишком много рассуждений, топтаний на месте, выпуклых противокозелков и неразжеванных объяснениями кусков какой-то чужой подлинности. А потом – р-раз, и взрыв лютой невероятной крутизны – стрельба по-македонски, экстренное потрошение, «Бабулька приехала!» Недельная пайка эндорфина за раз. Я это дело сразу понял, начал перечитывать только последнюю часть, и постепенно от обиды – «А вот на фига прятать такое счастье на трехсотой странице?» – дорос до серьезного поиска ответа на тот же вопрос. И нашел – ответ-то базовый: без завязки и развития нет кульминации, не погрешишь – не покаешься, третья шоколадная конфета подряд вкуса уже не имеет и так далее. Но для читающего подростка такое открытие, тем более сделанное самостоятельно, было заметным достижением. Отчасти с этим, наверное, связана любовь к книге, которая помогла с открытием, – но в основном все-таки любовь объясняется тем, что «Момент истины» грандиозен, без дураков.


– Кормак Маккарти как-то сказал: «Ужас в том, что все книги сделаны из других книг. Каждый новый роман обязан другим романам, которые уже написаны». Вы согласны с такой формулировкой?

– Да, если не считать это объяснение универсальным. Любая книга – это и впрямь холмик, выросший на горе из предыдущих книг, которые написаны и всем человечеством, и вот этим автором. Но не в меньшей степени гора эта складывается и из других пород – детских страхов автора, его вчерашнего сна, смешного диалога в магазине, ссоры с женой, ну и всего прочего – «когда б вы знали, из какого сора». Вообще, любая формулировка с использованием слова «все» и «любой» является ложной (включая эту). Смог бы Лев Николаевич написать «Анну Каренину», которая считается совершенным романом, не будь он автором еще более знаменитой «Войны и мира»? Наверное, нет. А смогли бы Дарья Донцова или Барбара Картленд написать со сто двадцать седьмого по сто семьдесят четвертый романы, не будь у них уже ста двадцати шести предыдущих? Лучше и не знать, пожалуй.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация