В это время сверху донесся пронзительный металлический скрежет, грохот и шум шагов по ступеням, сопровождаемый отборнейшей руганью. Феона поклонился остающимся и, прижав младенца к груди, скрылся за алтарем.
В абсолютной темноте, на ощупь он пробирался по потайному ходу, когда вдруг услышал откуда-то сбоку занудливый трескучий речитатив отца будильника.
– Благословите, святые!
– Бог спасет тебя, отец Игнатий, – привычной скороговоркой выпалил отец Феона, мгновенно проснувшись.
Глава 9
Старый монах заглянул в келью, подслеповато сощурил глаза и, перекрестившись на закопченую икону Спаса, стоявшую в кирпичной нише восточного угла, протрещал голосом, похожим на звук гороховой погремушки:
– Отец Феона, поспешай, сердешный. Игумен Илларий тебя в книгохранилище зовет.
– Что случилось, отче? – спросил Феона, поспешно натягивая сапоги и надевая видавшую виды однорядку
[121], – до Утрени далеко ли?
– Не так чтобы далеко, – помялся Игнатий, – уже третьи петухи пропели
[122]. Через час все одно поднял бы! А что стряслось – не ведаю. Отец наместник мне сказал, чтобы я тебя поднял и к нему со всей поспешностью направил. Вот и иди, коли зовут!
– Понятно! – кивнул головой отец Феона, плеснул на лицо холодной водой из медного кумганца
[123] и вышел из кельи, плотно притворив скрипучую дверь.
Быстрым шагом пройдя братский корпус и выйдя на галерею, освещенную изрядным количеством свешников
[124], Феона подошел к распахнутым настежь дверям книжного хранилища, около которых уже стояло несколько насмерть перепуганных иноков и сам настоятель монастыря. Маленький, сухой и подвижный игумен Илларий выглядел скорее озадаченным и расстроенным, нежели оробевшим и растерянным, как его братия. Увидев отца Феону, он поспешно, не произнося ни слова, зашел в библиотеку, на пороге поманив его за собой. Двинувшиеся было следом за отцом наместником чернецы были остановлены его резким повелительным окриком.
– Куда? Стоять на месте. В хранилище ни ногой. Когда понадобитесь – позову.
Привыкшие повиноваться Илларию с полуслова, монахи отпрянули обратно, пропуская Феону вперед. Он прошел мимо них в помещение и замер у дверей, поразившись увиденному. Даже беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, что книжное хранилище подверглось безжалостному разорению. Неведомые погромщики потрудились от всей своей варварской души. Столы были сдвинуты, лавки опрокинуты. Сундуки взломаны и частично разбиты. Книги, тетради, свитки и рукописи валялись как попало, растоптанные и порванные, с поврежденными дорогими окладами. Создавалось впечатление, что здесь очень сильно что-то искали и, не найдя, срывали свое зло на книгах.
Впрочем, было в помещении нечто, что насторожило Феону больше погрома. Его ноздри уловили слабый, сладковато-парной и тошнотворный запах свежего трупа. На своем веку Феона повидал их столько, что не спутал бы этот запах ни с каким другим. В следующий миг он увидел источник запаха. За перегородкой скриптория неподвижно лежал человек, ноги которого, обутые в деревянные плесницы
[125], торчали наружу.
– Кто? – тихо спросил он у игумена, указав глазами на тело.
– Книжный хранитель. Отец Дасий, – ответил Илларий и как-то виновато отвел глаза в сторону, словно упрекая себя за смерть чернеца, которую он никак не мог ни предвидеть, ни предотвратить.
Феона отстраненным взглядом посмотрел на игумена и осторожно, глядя себе под ноги, направился к телу монаха. Отец Дасий лежал, широко раскинув руки и уткнувшись лицом в деревянный пол скриптория. На его голову и плечи было наброшено атласное покрывало, снятое с аналоя.
– Это я его прикрыл, – произнес Илларий из-за спины Феоны, – а то как-то не по-христиански!
Феона согласно кивнул, снял покрывало и довольно бесцеремонно перевернул мертвое тело на спину. Лицо библиотекаря выглядело столь безобразно пугающим, что вызвало невольное восклицание у довольно нервного Иллария. Оно было перекошено гримасой нестерпимой боли. Синюшные губы, торчащий изо рта темно-бордовый опухший и прикушенный язык, мутные, стеклянные глаза, вылезшие из орбит. Все говорило об ужасе последних мгновений жизни отца Дасия. Причина же его смерти была очевидна с первого взгляда. Монах был удушен. Его шею над кадыком пробороздил кровавый рубец от тонкой и прочной удавки.
Отец Феона, присев на корточки и деловито засучив рукава однорядки, взялся за тщательное изучение трупа. Он внимательно осмотрел скрюченные, с обломанными ногтями пальцы на руках книжного хранителя, зачем-то обнюхал их. Затем ощупал шею и лицо, покрутил руками направо и налево его голову, потрогал свалявшиеся волосы и залез пальцами в рот покойника. Когда Феона вынул из-за голенища сапога острый нож, разрезал подрясник отца Дасия вместе с нижней сорочкой и, обнажив его впалую грудь, стал разглядывать ее при помощи большого увеличительного стекла, игумен Илларий не выдержал.
– Ну вот, ты здесь дознавай, а я, пожалуй, пойду, – произнес он, едва сдерживая тошноту, накатившую от созерцания спокойных и уверенных действий Феоны с телом покойного библиотекаря.
Илларий сделал шаг в сторону распахнутой настежь двери библиотеки, обмахивая себя широкой полой мантии.
– Что же ты, отче, даже не захочешь узнать, что здесь произошло? – произнес Феона в спину уходящего игумена.
Илларий остановился на полушаге, резко обернулся и спросил удивленно и недоверчиво:
– А что, неужто, отец честной, уже все знаешь?
– Ну, все не все, – пожал плечами Феона, – а кое-что рассказать могу.
– Интересно! – с невольным восхищением воскликнул игумен, возвращаясь к телу покойного библиотекаря. – И что же здесь произошло, отец Феона?
Феона поднял с пола лежащую на боку скамью, поставил ее у стены скриптория и грузно присел на нее, жестом приглашая игумена Иллария последовать своему примеру. Но тот предпочел остаться на ногах, ожидая объяснений монаха.
– После Полуношницы отец Дасий не пошел в келью, а вернулся в книгохранилище, – произнес Феона, задумчиво растягивая слова, будто толкуя событие, проходящее перед его внутренним взором. – Полагаю, у него была назначена встреча со своим будущим убийцей где-то недалеко от монастыря, но убийца уже находился в библиотеке и ждал его там. О чем у них шел разговор, мы не знаем. Думаю, ночной гость что-то требовал, а отец Дасий не желал или не мог это отдать. В любом случае участь его была предрешена заранее. Живым его после встречи убийца оставлять не собирался. После короткого разговора он набросил на шею несчастного удавку и задушил.
