– Распоряжусь, чтобы его тотчас направили к тебе.
Игумен наконец собрался и направился к выходу, но в дверях еще раз обернулся:
– Вот скажи, отец Феона, почему загадки, решенные тобой, уже не кажутся такими загадочными?
– Ну, на самом деле это просто! – ответил Феона насмешливо, и в глазах его вспыхнули хитрые искорки.
– Да ну тебя! – махнул рукой Илларий и скрылся за дверью.
Проводив игумена взглядом, Феона позвал в хранилище иноков, толпившихся за дверью. Первым делом осмотрев свое перепуганное войско, он распорядился отнести тело несчастного отца Дасия в часовню, навести в библиотеке порядок и разобраться, все ли на месте и не пропало ли что из хранилища. Последним с отменным рвением вызвались заниматься два монастырских насельника, долговязый, желчный и худой, как колодезный журавль, чернец Автоном и толстый, добродушный коротышка Гервасий. Монахи кропотливо сверяли разбросанные книги с библиотечной описью и бодро сообщали Феоне о каждом свитке или манускрипте, которых в хранилище имелось более пяти сотен. Делали они это до тех пор, пока Феоне не надоело и он не приказал им работать молча, а ему сообщать только о пропажах, а не находках.
Пока Феона отчитывал своих новых помощников, в хранилище зашел молодой инок Епифаний, первым увидевший тело убитого. Феоне показалось, что молодой монах был излишне насторожен и внутренне сжат, как взведенная часовая пружина. Его лоб от левой брови до виска рассекла свежая, едва подсохшая и все еще припухшая ссадина, которую он неловко пытался прикрывать камилавкой, а подол мантии был забрызган уличной грязью.
– Осторожно! – резко крикнул ему Феона. – У тебя к сапогам прилипли книжные листы.
– Где же, отче? – переспросил Епифаний, задирая подол мантии и удивленно рассматривая подошвы своих видавших виды сапог. – Обознался ты, похоже?
– Показалось, значит? Что же, бывает! Сегодня и не такое покажется!
Феона удовлетворенно потер кисти рук и направился в глубину скриптория, не затронутую общим погромом. Жестом он предложил Епифанию последовать за ним.
– Ну, брат Епифаний, – вкрадчиво произнес Феона, когда монахи остались наедине, – рассказывай, что видел. Только подробно рассказывай, до мелочей.
– А чего рассказывать, отец Феона? Я и не видел ничего почти! – осторожно подбирая слова, ответил молодой монах, отводя глаза в сторону.
– Вот это «почти» и рассказывай, – с нажимом повторил Феона, присаживаясь на лавку и готовый слушать. Епифаний в ответ учтиво поклонился и начал свой рассказ:
– После Полуношницы, готовясь ко сну отойти, молились мы в келье с братом Демидом, когда услышали снаружи шум и голоса. Брат Демид тогда выходить из кельи не захотел, а я пошел посмотреть, в чем дело. В коридоре повстречался отец будильник, который обругал меня за ночное бдение и отправил спать.
– Видел ли ты в то время еще кого-нибудь в коридоре? – прервал его Феона.
– Нет, отче, не видел, – ответил Епифаний, – в один миг показалось мне, что мимо промелькнула чья-то тень, едва не затушив пламя свечи, но, осмотревшись, я никого не увидел. Может, это летучая мышь? Их много в подклети живет.
– Может, – сухо согласился Феона, – а дальше?
– Потом заметил я, что дверь в книжное хранилище открыта, а в сенях служебный свешник не горит. С молитвой вошел внутрь и едва не упал, наткнувшись на опрокинутый аналой. Зажег свечи, оглядел разорение и когда уже хотел было бежать за помощью, то увидел на полу за стеной скриптория отца Дасия.
– Он был мертв?
– Конечно!
– А что у тебя с лицом, брат Епифаний?
– Ободрал. Увидел мертвеца, испугался, а когда побежал за помощью, в темноте напоролся на сломанную скобу сундука. Спаси Христос, не в глаз!
Отец Феона внимательно посмотрел на молодого монаха, оценив его нарочитое спокойствие и уверенность. Он заглянул в его глаза и не увидел в них ни страха, ни робости. Было совершенно очевидно, что чернец Епифаний не простой монашек, знающий много больше того, что говорит. Для себя Феона решил, что займется им самым серьезным образом, когда придет его время. А пока просто отпустил, не проронив больше ни слова, кивком головы дав понять, что разговор окончен.
Глава 10
После службы Первого часа
[129] отец Феона, с разрешения игумена Иллария, в сопровождении вездесущего Маврикия, как всегда, напросившегося в добровольные помощники, отправился обследовать окрестности монастыря. В первую очередь Феону интересовала Северная стена, откуда, по его предположению, пришел в обитель убийца отца Дасия. Выйдя из калитки в ограде рядом со Святыми вратами, чернецы прошли вдоль обшарпанной, давно не беленной монастырской стены и, завернув за угол у восьмиугольной сторожевой башни, оказались на довольно широкой площадке, образовавшейся между обителью и откосом горы, густо поросшим высокой травой и кустарником. За площадкой был крутой спуск на заливные луга, тянувшиеся вдоль реки Юг до самого ее слияния с Сухоной. Весной высокая вода часто подходила к пятке Гледенской горы, но никогда не поднималась выше, а к осени реки сильно мелели, освобождая огромные пространства, на которых монастырская братия и крестьяне из Морозовицы пасли коров и заготавливали сено на зиму. По лугу вдоль реки тянулась хорошо наезженная дорога до Коромыслова и Дымковской слободы с перевозами на Устюг.
С высоких отрогов коренного берега Юга, на котором стоял монастырь, вся местность верст пятнадцать в округе просматривалась как на ладони. Еще совсем недавно это служило хорошей защитой обители, ближайшим селам и даже самому Устюгу, а теперь после окончательного устранения угрозы вражеского нападения стало «местом любования», на которое повадились гулять толпы мечтателей и выдумщиков. В основном непреодолимая тяга к любованию местными красотами настигала томимых нежными переживаниями молодых устюжан. Но приходили сюда и иноземные обитатели Немецкой слободы, последнее время из-за активной заморской торговли сильно разросшейся в Устюге. Несмотря на то, что от города до Гледенской горы было никак не меньше шести верст с переправой через реку Сухону, расстояние никого особенно не пугало. Смотровая площадка при свете дня никогда не оставалась безлюдной.
Отец Феона торопился сегодня прийти сюда первым вовсе не оттого, что больше всех других любил природу древнего Заволочья
[130] или потому, что в звенящей тишине прозрачного утра мечтал послушать луговую перепелку. Причина была куда более приземленная. Ночью шел дождь, и глинистая земля, подсохнув, должна была сохранить следы неведомого гостя отца Дасия, если, конечно, предположить, что убийца действительно попал в монастырь через Северную стену.
