Книга Тайна псалтыри, страница 5. Автор книги Анатолий Леонов

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Тайна псалтыри»

Cтраница 5

«Совесть моя с молоточком ходит: и постукивает, и наслушивает, – ухмыльнувшись, подумал князь, глядя на мощные стены Великого Устюга. – Славно, что я успел! Ах как это славно!»

– Батюшка, грешен я! Прости меня, Христа ради! – раздался за его спиной кающийся голос сына. – Я больше так не буду, вот тебе крест!

Князь обернулся. Петька стоял на коленях в трех шагах от него грязный, без шапки, в рваном охабне [21], через прорехи которого виднелась испачканная кровью сорочка. Он поманил сына рукой, крепко обнял его за плечи и произнес утомленным голосом:

– Бог тебя простит, а я тебя прощаю! Поедем-ка, сын, домой, к матушке нашей. Устал я что-то сегодня.

Они уже пошли вниз с горы, к речной пойме, где их поджидали стреноженные городскими казаками кони, как три больших ворона с громким карканьем пролетели над их головами и сели на покосившийся забор [22] монастырского скотника. Князь Михаил посмотрел на них долгим задумчивым взглядом, потом перевел взгляд на город и произнес сдержанно и невозмутимо:

– Ничего, теперь уже можно. Теперь не страшно.

Глава 3

Восемьдесят шесть лет спустя

Сквозь окно с раскрытыми ставнями с реки проникал бодрящий ветерок, несущий запах смолы, свежей рыбы и вяленого сена. Из окна за водной гладью слившихся в единый поток рек Сухоны и Юга, на отложистом берегу Северной Двины виделись сероватые, небрежно побеленные стены городских укреплений, изрядно полинявшие золотые купола соборов и обшарпанные, латанные вместо доброго теса короткой дранкой и соломой крыши домов. Великий Устюг, стойко переживший все тяготы последних десятилетий, выглядел не самым лучшим образом, но с главной задачей он справился отменно. Ни один враг так и не смог взять его твердынь, возведенных здесь сто лет назад московским боярином и князем Михаилом Даниловичем Щенятевым.

Отец Феона, стоя у окна, заложив руки за спину, отстраненно глядел, как под стенами Устюга, в спокойной Коромысловской запани бригады артельщиков ловко вязали плоты из необработанной корабельной сосны. Складывали тесаные бревна на исполинские, сорокасаженные лодки-«беляны» [23], издали похожие на плывущие по воде сказочные дворцы. Горластые артельные шишки, сквернословя и богохульствуя через слово, тем не менее руководили работой столь умело, что вереницы плотов и груженные донельзя беляны выходили из запани почти беспрерывно. Они спешно сплавлялись вниз по течению мимо Устюга и Котласа к самому Архангельскому городу, чтобы непременно успеть туда до ледостава. В противном случае рисковали сплавщики встать на зимовье, затертые льдами посреди северного безмолвия у первой попавшейся на пути богом забытой поморской деревушки. Случалось такое под зиму нередко. И тогда оставалось мужикам до ледохода рубить избы, строить церкви, торговать пушнину и ворвань [24] у зырян [25] и самоедов [26], а заодно ненароком повышать количество новорожденных христиан в местных приходах, на что деревенские батюшки смотрели снисходительно. Север, понятное дело!

За спиной Феоны ученик приходской школы без запинки, размеренно и нудно, голосом церковного дьячка повторял урок, изученный накануне. Феона, размышляя о своем, внимал ему вполслуха. Делал он это не из-за небрежения к своим обязанностям учителя, а совсем наоборот, из безусловной уверенности в своих воспитанниках, не дававших ни одного повода усомниться в своем благомыслии и ревностном усердии к наукам. Знал же он большую часть своих учеников уже без малого два года. С тех самых пор как настоятель обители, игумен Илларий дал ему в послушание учительский труд.

Игумен Илларий давно мечтал преобразовать начальную, церковно-приходскую школу, открытую при монастыре сто лет назад еще отцом Никандром, в школу второй ступени, где воспитанники могли бы после прохождения первоначального образования приступить к изучению «шести свободных художеств», под коими подразумевались: грамматика, диалектика, риторика, музыка, арифметика и геометрия. Хотел он научить недорослей возвышенному искусству виршеслагательства, дать знания о рифмах, целебрах и силлогизмах, а будет на то воля Божья, то и обучить искусству звездознания, называемого в Европе астрономией.

Церковное начальство высоких стремлений отца Иллария не поддерживало, заявляя, что об том пусть в Москве голова болит, а окраине лишние знания только во вред пойдут. Во многой мудрости много печали, говорили они словами Соломона, кто умножает познания, умножает и скорбь. Достаточно уже того, что в государстве нашем еще со времен благословенного царя Ивана Васильевича [27] любой обшмыга голоштанный может грамоте обучиться.

Но не таков был отец Илларий, чтобы бегать от трудностей. Поморская кровь давала о себе знать.

– Стыдно, – говорил он, горестно потрясая кулаками перед церковным синклитом, – стыдно мне смотреть, как держава наша год от года любомудрием скудеет. Есть ли кто на Руси по мощи разума своего и крепости духа сравнимый с митрополитом Московским Филиппом [28]? Есть ли кто равный преподобным Иосифу Волоцкому [29] и Нилу Сорскому? [30] Не вижу! Мудрецы ушли, а новых нет. И не будет, пока мы отроков, что сегодня псалтырь на память постигают, к высшим знаниям не приведем. Что нам мешает? Все же есть. У нас любой монастырь – академия. Библиотеки древними книгами и старинными документами завалены. Кладезь земной мудрости, от которой просвещенные ромеи [31] завистливую слюну глотали, пылится в сундуках! В старые времена ездили к нам с запада паписты-лазутчики за знаниями тайными. В рот смотрели, сведения собирали о древних странах и народах. Старинные карты воровали. Видать, собрали? Теперь, после Смуты, уже они к нам в учителя набиваются. Дожили. Яйца курицу учить стали…

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация