Отличный из меня вышел бы служитель парка.
Хорошенько обдумав направление, шагаю по замерзшей земле и надеюсь, что туман поднимется. Иду дальше, чем рассчитывала, и упираюсь в забор: ворот нет. Никаких проблем — пойду вдоль забора. Отправляюсь в путь, стараясь держаться возле него и не терять из вида; иду так долго, что начинаю понимать — пошла не в ту сторону. Разворачиваться? Нет. Продолжаю шагать, иначе просто буду метаться из стороны в сторону. Подхожу к воротам, но они отличаются от тех, через которые я входила. Ага. Я на противоположной стороне, за этими воротами парковка. Теперь до нужных ворот придется идти столько же.
Наконец добираюсь до тех самых, выхожу и спускаюсь по пешеходной дорожке. Сквозь туман уже виднеются городские огни; к тому времени, как я достигаю первых домов, он поднимается, и я со всех ног бегу по улицам назад, к центру.
Когда поворачиваю за последний угол, автобус отходит. Машу рукой, и он останавливается. Тяжело дыша, забираюсь в салон. От волнения не могу найти удостоверения и сразу впадаю в панику, но обнаруживаю его в другом кармане. Сканирую, двигаюсь по проходу. Кто-то машет мне — Мэдисон. Она сдвигается к окну, так что я сажусь рядом с ней на место возле прохода.
— Райли! Я думала, семинар для поступающих закончился несколько часов назад. Как прошло?
Мне кажется, с утра минула целая вечность.
— Вроде неплохо. Я подумываю о парках. Или о школе.
Она с любопытством смотрит на меня.
— Что с тобой происходит?
Пожимаю плечами:
— Ничего. Ходила на прогулку.
— Получишь нагоняй, когда вернемся.
— За что?
Мэдисон машет рукой:
— Не переживай, все нормально. Надо было оставить запись о прогулке в том дурацком журнале. Стелла, возможно, тебя отчитает, потому что не знала, где и в какое время ты находишься.
— В самом деле?
— Не волнуйся. Ты же не знала, правда?
Потому что так и не прочитала правила.
Стелла стоит возле своего бюро в приемной зоне; руки сложены на груди, лицо строгое, напряженное. Когда мы входим, она поворачивает голову, взгляд останавливается на мне. Что-то в ее лице меняется, когда мы встречаемся взглядами, — оно становится мягче. Я пытаюсь отделаться одним «извините» и больше ничего не говорить. Она улыбается, потом смотрит на Мэдисон, и улыбка исчезает.
— Привет, миссис Си, — говорит Мэдисон и, взяв меня под руку, пытается утащить за собой через вестибюль.
— Не так быстро, — останавливает ее Стелла. — Райли! Нам надо поговорить. Сюда.
Она поворачивается и идет к двери позади бюро.
— Ух ты, — вздыхает Мэдисон. — Беседа в личном кабинете. Удачи.
Следую за Стеллой, прохожу в дверь, и она закрывается за мной.
— Прости за запись в журнале, я не знала… — начинаю я, но Стелла делает шаг навстречу и порывисто, неумело обнимает меня, прижимает к себе; вся она состоит из выступающих углов, худая и беззащитная.
— Я очень волновалась. Не делай так больше! — бросает она, выпуская меня из объятий, и садится за свой стол; лицо у нее снова сердитое.
— Зачем ты заставляешь всех отчитываться за каждую минуту дня? Отмени это, и не надо будет волноваться, когда кто-то забывает сделать запись в журнале. Ты должна доверять нам. Разве мы не имеем права выходить из заведения в дневные часы? Нам всем за восемнадцать. Или около того, — добавляю я; мне восемнадцати нет, но остальным, я уверена, уже исполнилось.
Она качает головой:
— Я отвечаю за каждую девушку в этих стенах и отношусь к этому очень серьезно.
— Вот как? Ты должна это делать, потому что здесь не достигшие двадцати одного года и они находятся под наблюдением?
Стелла колеблется.
— Ты знаешь, что не должна. Просто ты заставляешь их так делать, заставляешь нас так поступать.
Она снова качает головой.
— Ты здесь единственная, кто нарушает правила, и не спорь. — Голос ее смягчается. — Я не могу устанавливать разные правила для тебя и для остальных девушек.
— Конечно, не можешь.
— Я так испугалась, что с тобой что-то произошло, вдруг они выяснили, что ты не Райли Кейн, и снова забрали тебя у меня, — говорит она, вздыхая.
Чувствую себя виноватой и каюсь.
— Мне на самом деле жаль. Я еще не прочитала правила, — признаюсь я. — Не знала, что следовало написать, чем планирую заняться после полудня.
Она выдвигает из стола ящик, передает мне копию списка правил.
— Тогда усаживайся здесь и прочти их до ужина, чтобы случайно больше не нарушать.
Оказывается, все не так уж плохо. Сажусь в кресло в углу кабинета; мне немного зябко, но вскоре откуда-то появляется Паунс и уютно сворачивается на моих коленях, как персональная грелка. Стелла приносит мне чашку чая, и я приступаю к чтению с самого начала. Первое правило уже знаю: не обижать Паунс. Я чешу ее за ушком, и она урчит. Остальные легкие и разумные: не ходить в уличной обуви по коврам, запирать на ночь двери и так далее.
Дойдя до середины, я делаю паузу и осматриваю комнату. Похожа на мамин кабинет из моего сна. Окна закрыты длинными занавесками, часть примыкающей к ним стены также скрыта портьерами. Я убираю Паунс с колен, подхожу к портьерам и сдвигаю на одну сторону: дверь! Как во сне. Не в силах остановиться, протягиваю руку, чтобы толкнуть ее, но тут слышу голоса, приближающиеся к кабинету.
Бросаюсь назад в кресло и хватаю в руки правила как раз за мгновение до возвращения Стеллы. Она берет что-то со стола и снова уходит.
Мне лучше осилить список до ужина. Командую себе: соберись. Дальше идут правила о комендантском часе, о внезапных проверках комнат, об отслеживании нашего местоположения и занятий.
— Она своего рода маньяк контроля, тебе не кажется? — тихонько обращаюсь к Паунс.
Внутри меня нарастает неприятное чувство. Она всегда была такой или мое похищение так ее изменило?
В тот вечер, вскоре после того, как гасят свет — я знаю, это делают в одиннадцать вечера, — доносится слабый стук в дверь, и она открывается. Заглядывает Стелла.
— Не спишь? — спрашивает она.
— Нет, — отвечаю я, но она, кажется, в замешательстве. — Заходи.
Стелла идет по комнате, берет стул и подтягивает поближе к кровати, как в прошлый вечер.
— Ты же знаешь, что свет уже выключен, — говорю я. — Предполагается, что я должна спать.
— Не вредничай. Знаю, что тебе завтра снова рано вставать, поэтому я ненадолго.
— Да ладно. Я не любительница поспать. — До ее прихода голова моя полнилась картинами гор, величественных хребтов и высоких пиков.
