Они со Стеллой выходят из столовой.
Дверь за ними захлопывается, и мы дружно выдыхаем, словно все это время задерживали дыхание.
— Она всегда такая? — спрашиваю я у сидящей рядом Элли.
Та кивает.
— Она ужасно обращается со Стеллой, правда? Даже представить себе трудно, что она говорит ей такие слова — «что значит беспокоиться о дочери». Ей, потерявшей дочь! Отвратительно.
Потом все начинают приглушенными голосами переговариваться о Мэдисон, о том, что она сказала и надолго ли Стелла запрет ее в пансионате в качестве наказания, а я все никак не могу выбросить из головы слова Астрид. Как сказала Элли, это было отвратительно, но не только в том смысле, который она подразумевала. В словах Астрид пряталось еще что-то, насторожившее и встревожившее меня.
Сославшись на головную боль, встаю из-за стола, выхожу и собираюсь поискать Мэдисон. Но уже в приемной останавливаюсь. Кабинет Стеллы. Спрятанная за портьерами дверь. Может, они сидят в той же гостиной, что и всегда?
Мне не стоит этого делать. Но дверь все равно закрыта, ведь так? Я оглядываюсь; поблизости никого. Прохожу мимо стола к двери в кабинет, протягиваю пальцы к ручке. Поворачиваю, толкаю дверь — она открывается. Слишком поздно осознаю свою ошибку: что, если они здесь, а не в гостиной? Но кабинет пуст. Слышу за спиной голоса и приближающиеся шаги. Захожу в кабинет и закрываю за собой дверь.
Попалась.
Вдруг сейчас сюда зайдут?
Бегаю глазами по комнате, прислушиваюсь к звукам. Все, что могу уловить, — слабые голоса за дверью, не Астрид и Стеллы, а кого-то из девушек. Голоса не удаляются: они не ушли, наверное, расположились в креслах у окна и пока никуда не собираются.
Я через силу делаю несколько шагов к портьерам, закрывающим дверь; все тело как будто онемело, каждое движение дается с трудом. Надо было уйти к себе в комнату или отправиться на поиски Мэдисон; все что угодно, только не то, чем я сейчас занимаюсь.
Что-то на стене привлекает мое внимание. То самое фото Астрид, которое лежало в коробке в моей комнате, висит на стене. Я останавливаюсь, обвожу комнату взглядом и замечаю еще несколько фотографий.
Итак. Когда приезжает Астрид, Стелла вывешивает ее фотографии; когда Астрид уезжает, она прячет их в ящик. Я качаю головой. Что за странная семья, к которой я принадлежу?
Возможно, настало время узнать. Отдергиваю портьеру, шагаю за нее. Налегаю на дверь и выглядываю.
Все, как в моем сне: узкий коридор. Здесь я обычно играла в прятки. Повсюду пыль, и я зажимаю нос, чтобы не чихнуть. Разве им больше не пользуются?
Захожу, прикрываю дверь и оказываюсь в темноте. Светильник, где-то здесь в углу должен быть потайной светильник. Провожу рукой вдоль стены и вниз, но ничего не нахожу.
Иду медленно и тихо, касаясь стены одной рукой. Коридор тянется вдоль какого-то помещения, потом сворачивает на девяносто градусов. Из решетки вентиляции возле пола проникают световые лучи. И голоса.
Я приседаю возле решетки и вслушиваюсь.
— …но не делай этого, пожалуйста, не делай; умоляю тебя. — Стелла.
— Не делай чего?
— Сама знаешь.
Астрид хихикает.
— Видела бы ты свое лицо. Боже мой, боже мой, какое суровое. Тебе должно быть стыдно, что не можешь найти такой энергии лучшее применение.
— Я не вижу лучшего применения для своей жизни. Разве забота и защита молодежи своей страны не является официальной задачей твоей службы, ИКН?
— О, конечно, является, и я отношусь к ней весьма серьезно. Гнилые яблоки надо выбрасывать из бочки, как тебе хорошо известно. Эти девушки здесь, в доме, не твои дочери. Ты знаешь цену ошибки: последствия могут быть болезненными. — Молчание. Даже здесь, в коридоре, я чувствую напряжение, возникшее по ту сторону стены. Наверное, Стелла устремила взгляд на лицо матери. Я вздрагиваю.
— Я говорила, что сегодня сообщу тебе новости о Люси; ты меня о них не спрашивала, — говорит наконец Астрид. — Ты хочешь их узнать?
— Конечно, хочу. Расскажи, пожалуйста.
— Стелла, будь готова к потрясающим известиям.
— К каким?
— Помнишь, несколько недель назад я говорила, что Люси погибла от бомбы террориста? Я нашла некоторые… несовпадения в докладах лордеров по этому делу.
— О чем ты говоришь?
— Похоже, ее смерть сфальсифицировали.
Я потрясена. Стелле сказали, что я погибла от взрыва той бомбы? Она мне об этом не говорила и сама ни о чем не спрашивала. И сейчас она не сообщает о том, что я жива. Очевидно, это должно быть для нее новостью. И я надеюсь и молюсь, что она окажется хорошей актрисой.
— Не понимаю. Где же она тогда? — спрашивает в конце концов Стелла.
Наступает пауза.
— Понятия не имею. Официально она все еще числится погибшей, но неофициально — пропавшей. Похоже, в некоторых… интересных местах хотели бы ее найти. Любопытно, что задумала эта девчонка.
— Уверена, ничего такого, что может причинить тебе беспокойство! — бросает Стелла поспешно, и я тревожусь. Это опасная игра. Каким-то образом мне известно — то ли из проблесков памяти, то ли из сегодняшних наблюдений, — что Астрид понимает не только то, что говорят люди, но и то, чего они недоговаривают. Разве Стелла не должна разразиться истерическими рыданиями при известии, что я жива?
— В самом деле? Увидим. Но как бы то ни было, ты знаешь, что я соблюдаю свою часть сделки и выведываю все, что могу, о случившемся с ней. Если сумею, защищу ее и доставлю домой в целости и сохранности. Дорогая девочка, несмотря на наши разногласия, ты знаешь, что я желаю тебе добра. Как только узнаю о местонахождении Люси, сразу сообщу тебе. Но больше ничего у меня не проси. Ты будешь разочарована.
Вскоре их разговор переходит на другие темы: текущий ремонт кровли, сырость в подвале. Я замерзла, ноги затекли от сидения на корточках в неотапливаемом коридоре. Пора убираться, пока они заняты беседой.
Я не могу уходить тем путем, которым пришла; наверняка за дверью кабинета окажутся лишние глаза. Осторожно выпрямляюсь, расслабляю мышцы и медленно крадусь вперед, держась одной рукой за стену. Добравшись до следующей двери, уже не слышу их голосов.
Аккуратно тяну дверь на себя; без толку! Начинаю паниковать — неужели заперта? Я уверена, что раньше в ней замка не было. Шарю по двери рукой: замка нет, только простая задвижка. Отодвигаю ее. Через дверь попадаю в подсобку, примыкающую к кухне, потом выхожу в холл.
Каким-то образом ноги сами, без моего участия, вспоминают, как перемещаться по зданию. Перед выходом в холл осматриваю себя, стряхиваю пыль с одежды.
Уже позже, вечером, в своей комнате, не перестаю думать об Астрид, о том, что и как она говорила. Ее слова как поворот ножа.
