– Я не собираюсь обсуждать это с тобой. Но… – Он задумчиво посмотрел на нее. – Пока я здесь, скажи мне вот что. Что означает выражение на лице этого трупа?
– Это очередное преступление, Маскалл? Все мертвецы так выглядят. Им следует выглядеть иначе?
– Однажды я слышал, как такое выражение назвали «лицом Кристалмена».
– Почему бы и нет? Все мы – дочери и сыновья Кристалмена. Несомненно, это семейное сходство.
– Мне также говорили, что Суртур и Кристалмен есть одна сущность.
– Твои знакомые мудры и правдивы.
– Тогда как тот, кого я встретил, мог быть Суртуром? – спросил Маскалл, обращаясь скорее к себе, чем к Оушейкс. – То видение было совсем иным.
Она перестала насмехаться над ним и, неуловимо скользнув вперед, нежно потянула его за руку.
– Видишь, мы должны поговорить. Сядь рядом со мной и задай свои вопросы. Я не слишком умна, но постараюсь тебе помочь.
Маскалл позволил Оушейкс с мягким напором усадить себя на землю. Она доверительно наклонилась к нему, так, чтобы ее сладкое, прохладное, женственное дыхание касалось его щеки.
– Разве ты пришел сюда не для того, чтобы превратить зло в добро, Маскалл? Какая разница, кто тебя послал?
– Что ты можешь знать о добре и зле?
– А ты наставляешь только посвященных?
– Кто я такой, чтобы кого-то наставлять? Но ты права. Я хочу сделать, что могу, не потому, что способен на это, а потому, что я здесь.
Голос Оушейкс упал до шепота.
– Ты гигант, телом и душой. Ты сделаешь все, что пожелаешь.
– Ты действительно так считаешь – или льстишь мне ради своих целей?
Она вздохнула.
– Неужели ты не понимаешь, как трудно с тобой беседовать? Давай поговорим о твоей работе, а не о нас.
Внезапно Маскалл заметил странное синее сияние, разгоравшееся на севере. Его испускал Элппейн, но сам он был скрыт холмами. Пока Маскалл смотрел на это сияние, странная волна тревожного самоотрицания накрыла его. Он посмотрел на Оушейкс – и впервые подумал, что был неоправданно жесток к ней. Он забыл, что она беззащитная женщина.
– Ты останешься? – неожиданно спросила она, откровенно и прямо.
– Да, думаю, я останусь, – медленно ответил он. – И вот что еще, Оушейкс: если я ошибся насчет твоего характера, пожалуйста, прости меня. Я опрометчивый, страстный человек.
– Хватит с меня покладистых мужчин. Добрый пинок – отличное лекарство для скверных сердец. И ты не ошибся в моем характере, до известной степени. Любая женщина – обладательница целой коллекции характеров. Ты не знал?
Последовавшую тишину нарушил треск веток, и собеседники, удивленно оглянувшись, увидели женщину, которая медленно шла по перешейку, отделявшему их от суши.
– Тайдомин, – пробормотала Оушейкс раздосадованным, испуганным голосом. Она мгновенно отодвинулась от Маскалла и встала.
Незнакомка была среднего роста, очень стройная и грациозная, хоть и в годах. У нее было лицо женщины, которая знает свое место в мире. Под спокойной бледностью таилось нечто странное и опасное. Это лицо было на удивление привлекательным, пусть и не красивым. Волосы женщины, странного цвета индиго, были по-мальчишески всклокоченными и доходили только до шеи. Ее причудливая одежда состояла из туники и бриджей, изготовленных из квадратных сине-зеленых чешуй какой-то рептилии. Небольшая грудь цвета слоновой кости была обнажена. Сорб женщины был черным и печальным, задумчивым.
Не глядя на Оушейкс и Маскалла, она медленно направилась к трупу Кримтайфона, остановилась в нескольких футах от него и опустила глаза, скрестив руки.
Оушейкс отвела Маскалла чуть в сторону и прошептала:
– Это вторая жена Кримтайфона, она живет под Дисскаурном. Крайне опасная женщина. Следи за тем, что говоришь. Если она попросит тебя о чем-нибудь, сразу откажись.
– Бедняжка выглядит вполне безобидной.
– Верно, однако эта бедняжка способна проглотить самого Крэга… А теперь будь мужчиной.
Очевидно, их шепот привлек внимание Тайдомин. Она медленно повернулась к ним и спросила:
– Кто его убил?
Ее голос был таким мягким, низким и утонченным, что Маскалл едва различил слова. Однако они продолжили звенеть в его ушах, отчего-то становясь громче, а не тише.
– Молчи, предоставь это мне, – прошептала Оушейкс. Затем повернулась всем телом к Тайдомин и громко произнесла: – Его убила я.
К этому времени слова Тайдомин буквально гремели в голове Маскалла. О том, чтобы проигнорировать их, не могло быть и речи; он должен был открыто признаться в своем поступке, невзирая на последствия. Маскалл молча взял Оушейкс за плечо и заслонил ее собой. Затем тихо, но отчетливо произнес:
– Я убил Кримтайфона.
Лицо Оушейкс стало одновременно заносчивым и напуганным.
– Маскалл говорит это, чтобы, по его мнению, защитить меня. Маскалл, я не нуждаюсь в защите. Тайдомин, я убила его.
– Я верю тебе, Оушейкс. Ты действительно убила его. Не своими руками, а приведя сюда этого мужчину.
Маскалл сделал несколько шагов в сторону Тайдомин.
– Не имеет значения, кто его убил, потому что я считаю, что ему лучше быть мертвым, чем живым. Но это сделал я. Оушейкс не имеет к этому отношения.
Тайдомин будто не услышала его – она задумчиво смотрела мимо Маскалла на Оушейкс.
– Когда ты его убивала, тебе не пришло в голову, что я приду сюда и все узнаю?
– Я ни разу не вспомнила о тебе, – ответила Оушейкс с сердитым смешком. – Ты правда думаешь, что постоянно пребываешь в моих мыслях?
– Если бы кто-то убил твоего любовника, как бы ты поступила?
– Лживая лицемерка! – рявкнула Оушейкс. – Ты никогда не любила Кримтайфона. Ты всегда ненавидела меня и решила, что это отличная возможность поквитаться… теперь, когда Кримтайфона нет… Ведь мы обе знаем, что он сделал бы из тебя скамеечку для ног, если бы я попросила. Меня он боготворил, а над тобой смеялся. Он считал тебя уродиной.
Тайдомин одарила Маскалла быстрой, мягкой улыбкой.
– Нужно ли тебе слушать все это?
Не задавая вопросов и чувствуя, что поступает правильно, он отошел за пределы слышимости.
Тайдомин приблизилась к Оушейкс.
– Быть может, раз моя красота увядает, а молодость прошла, я нуждалась в нем особенно сильно.
Оушейкс оскалила зубы.
– Что ж, теперь он мертв, и все кончено. Что ты сделаешь, Тайдомин?
Ее соперница улыбнулась, слабо и весьма трогательно.
– Что тут поделаешь? Буду скорбеть по мертвецу. Ты ведь не лишишь меня этого последнего обряда?
