– Что ж, Лихаллфэ, в предварительном планировании нужды нет, верно? Но, как видишь, здесь твой поток нас покидает.
Обернувшись в ожидании ответа, Маскалл увидел, что его спутник дрожит всем телом.
– Что такое? В чем дело?
Лихаллфэ прижал руку к сердцу.
– Поток нас покидает, но его сущность остается с нами. Фэсини там.
– Но ты ведь не ожидаешь увидеть его самого? Почему ты дрожишь?
– Быть может, я все-таки этого не вынесу.
– Почему? Что с тобой происходит?
Фэн взял его за плечо и, держа на расстоянии вытянутой руки, неуверенно вгляделся в Маскалла.
– Мысли Фэсини скрыты. Я его возлюбленный, а ты – возлюбленный женщин, и все же он позволяет тебе то, в чем отказывает мне.
– И что же он мне позволяет?
– Увидеть его – и жить дальше. Я же умру. Но это не имеет значения. Завтра мы оба будем мертвы.
Маскалл нетерпеливо высвободился.
– Быть может, в твоем случае твои предчувствия и верны, но откуда ты знаешь, что я умру?
– Жизнь разгорается внутри тебя, – ответил Лихаллфэ, качая головой. – Но, достигнув высшей точки – возможно, этим вечером, – она быстро погаснет, и завтра ты умрешь. Что до меня, если я войду в Трел, то обратно уже не выйду. Запах смерти струится ко мне из этого отверстия.
– В тебе говорит страх. Я ничего не чувствую.
– Я не боюсь, – тихо сказал Лихаллфэ – к некто постепенно возвращалось былое спокойствие, – но для того, кто прожил столько, сколько прожил я, смерть – дело серьезное. Каждый год пускаешь новые корни.
– Решай, что будешь делать, – произнес Маскалл с ноткой презрения, – потому что я сразу отправлюсь туда.
Фэн окинул овраг странным, задумчивым взглядом и, не сказав ни слова, вошел в пещеру. Почесав голову, Маскалл последовал за некто.
Как только они перешагнули булькающий источник, атмосфера изменилась. Не будучи затхлой или неприятной, она стала холодной, ясной и чистой и почему-то навевала мрачные, могильные мысли. Дневной свет скрылся за первым поворотом тоннеля. После этого Маскалл не мог сказать, что служит источником освещения. Должно быть, светился сам воздух: хотя вокруг было светло, как в полнолуние на Земле, ни Маскалл, ни Лихаллфэ не отбрасывали тени. Еще одна особенность света заключалась в том, что их собственные тела и стены тоннеля казались бесцветными. Все было черно-белым, словно лунный ландшафт. Это усиливало траурные, погребальные чувства, навеянные атмосферой.
Они шли около десяти минут, и тоннель начал расширяться. Потолок был высоко над их головами, и шесть человек могли пройти здесь бок о бок. Лихаллфэ заметно ослабел. Свесив голову, некто с трудом переставлял ноги, преодолевая боль.
Маскалл подхватил фэна.
– Ты не можешь идти дальше. Лучше я отведу тебя назад.
Улыбнувшись, Лихаллфэ пошатнулся.
– Я умираю.
– Не говори так. Это лишь временное недомогание. Позволь мне отвести тебя к свету дня.
– Нет, помоги мне идти дальше. Я хочу увидеть Фэсини.
– С больными не поспоришь, – сказал Маскалл. Подхватив некто на руки, он быстро прошел еще сотню ярдов. Затем тоннель кончился, и перед ним раскинулся мир, подобного которому он еще не видел.
– Опусти меня! – слабым голосом велел Лихаллфэ. – Здесь я умру.
Маскалл подчинился и уложил некто на каменистую землю. Фэн с трудом приподнялся на руке и стекленеющими глазами вгляделся в таинственный пейзаж.
Маскалл последовал его примеру – и увидел бескрайнюю холмистую равнину, словно озаренную лунным светом; но, разумеется, здесь не было ни луны, ни теней. Вдалеке он различил реки. По их берегам росли странные деревья: их корни уходили в землю, однако на ветвях также росли воздушные корни, а листьев не было. Другой растительности Маскалл не увидел. Почва представляла собой мягкий пористый камень, напоминавший пемзу. Через пару миль во всех направлениях свет сливался в дымку. Позади путников тянулась огромная каменная стена, которая не была ровной, а образовывала заливы и мысы, подобно линии прибрежных скал. Потолок этого гигантского подземного мира был скрыт от глаз. Тут и там высились во мгле могучие колонны из голого камня, причудливо выветренные, без сомнения, поддерживавшие свод. Цвета отсутствовали – все детали пейзажа были черными, белыми или серыми. Зрелище казалось таким спокойным, торжественным и религиозным, что все чувства Маскалла утихли, и он испытал полное умиротворение.
Внезапно Лихаллфэ откинулся назад. Встав на колени, Маскалл беспомощно смотрел, как дух некто гаснет, подобно свече в затхлом воздухе. Смерть пришла… Маскалл закрыл глаза. Жуткая ухмылка Кристалмена мгновенно искривила мертвые черты фэна.
По-прежнему на коленях, Маскалл почувствовал, что кто-то стоит рядом. Он быстро поднял взгляд и увидел человека, однако встал не сразу.
– Еще один фэн мертв, – произнес пришелец серьезным, невыразительным, рассудительным голосом.
Маскалл поднялся.
Человек был приземистым и коренастым, но истощенным. Его лоб не уродовали никакие органы. Он был средних лет, его черты казались энергичными и немного грубыми – однако Маскалл подумал, что праведная, суровая жизнь придала им благородство. Красно-коричневые глаза незнакомца выражали изумление и озадаченность; очевидно, его мозг столкнулся с неразрешимой проблемой. Лицо было безволосым, волосы на голове – по-мужски короткими, лоб – широким. Мужчина был одет в черный балахон без рукавов и держал в руке длинный посох. От незнакомца располагающе веяло чистотой и аскетизмом.
Он продолжал бесстрастно говорить с Маскаллом, задумчиво поглаживая подбородок и щеки.
– Они все пробираются сюда, чтобы умереть. Приходят из Мэттерплея. Там они достигают невероятного возраста. Отчасти по этой причине, отчасти из-за своего спонтанного происхождения они считают себя любимыми детьми Фэсини. Но когда приходят сюда в поисках него, сразу же умирают.
– Думаю, это был последний из расы. Но с кем я говорю?
– Я Корпанг. Кто ты, откуда пришел и что здесь делаешь?
– Меня зовут Маскалл. Мой дом – на другом краю вселенной. Что до того, что я здесь делаю, я сопровождал Лихаллфэ, этого фэна, из Мэттерплея.
– Но человек не сопровождает фэна ради дружбы. Что тебе нужно в Треле?
– Значит, это Трел?
– Да.
Маскалл не ответил.
Корпанг изучил его лицо суровыми, любопытными глазами.
– Ты несведущ, Маскалл, или просто молчалив?
– Я пришел сюда задавать вопросы, а не отвечать на них.
Спокойствие было почти давящим. Ни ветерка, ни звука. Они говорили, понизив голос, словно в соборе.
– Так ты желаешь моего общества или нет? – спросил Корпанг.
