Хаунтэ ловко посадил лодку на карниз. Он встал, поднял посох с килевым огнем и опустил другой огонь, после чего снял оба мужских камня, держа их в ладони. Яркие, искрящиеся бело-голубые лучи резко очерчивали его угрюмое лицо.
– Нам вылезать? – спросил Маскалл.
– Да. Я живу здесь.
– Спасибо за успешное завершение опасного путешествия.
– Да, это было весьма рискованно.
Корпанг спрыгнул на карниз, грубо улыбаясь.
– Никакой опасности не было, ведь нас ждет иная судьба. Ты простой паромщик, Хаунтэ.
– Неужели? – ответил Хаунтэ с пренеприятнейшим смешком. – Я думал, что везу людей, а не богов.
– Где мы? – спросил Маскалл, выбираясь из лодки. Однако Хаунтэ не торопился вылезать.
– Это Сарклэш, вторая по высоте гора в стране.
– А какая первая?
– Адаж. Между Сарклэшем и Адажем проходит длинная гряда, местами почти непреодолимая. Примерно на полпути вдоль нее, в самой низкой точке, лежит перевал Морнстэб, через который идет дорога в Бэри. Теперь вы знаете карту местности.
– А та женщина, Салленбодэ, живет близко отсюда?
– Весьма близко, – ухмыльнулся Хаунтэ.
Он выпрыгнул из лодки и, бесцеремонно растолкав остальных, направился в пещеру.
Маскалл и Корпанг последовали за ним. Несколько каменных ступеней вели к проему, занавешенному шкурой какого-то крупного животного. Хозяин отодвинул ее и вошел внутрь, не потрудившись придержать шкуру для гостей. Маскалл ничего не сказал, но стиснул шкуру в кулаке, сорвал и швырнул на землю. Хаунтэ посмотрел на шкуру, потом пристально уставился на Маскалла, неприятно улыбаясь, однако ни тот, ни другой ничего не сказали.
Они очутились в большой продолговатой пещере со стенами, полом и потолком из природного камня. В пещере имелись два прохода: тот, через который они вошли, и другой, поменьше, прямо напротив. Здесь было холодно и уныло; влажный сквозняк тянулся между входами. На полу были раскиданы шкуры диких животных. Куски высушенного на солнце мяса свисали с веревки вдоль стены, в углу стояло несколько пузатых бурдюков. Повсюду лежали клыки, рога и кости. К стене были прислонены два коротких охотничьих копья с прекрасными хрустальными наконечниками.
Хаунтэ положил мужские камни на землю, рядом с дальним проходом. Их свет озарил пещеру. Потом он направился к мясу, схватил большой кусок и принялся жадно жевать.
– Мы приглашены на пир? – поинтересовался Маскалл.
Хаунтэ показал на мясо и на бурдюки, продолжая жевать.
– Где кружка? – спросил Маскалл, поднимая бурдюк.
Хаунтэ кивнул на глиняную чашку на полу. Маскалл поднял ее, развязал бурдюк и, зажав под мышкой, наполнил чашку. Попробовав жидкость, он обнаружил, что это неразбавленный спирт. Он опустошил чашку и почувствовал себя намного лучше.
Наполнив чашку во второй раз, Маскалл предложил ее Корпангу. Тот сделал один глоток, молча вернул питье и отказывался пить на протяжении всего их пребывания в пещере. Маскалл прикончил чашку и начал забывать о своих тревогах.
Направившись к веревке с мясом, он выбрал большой кусок и уселся на груду шкур, чтобы насладиться едой. Плоть была жесткой и грубой, но он никогда не пробовал ничего вкуснее. Он не мог опознать вкус, что было неудивительно в мире странных животных. Трапеза проходила в молчании. Корпанг немного поел стоя, после чего улегся на ворох шкур, внимательно следя за перемещениями других мужчин. Хаунтэ пока пить не стал.
Наконец Маскалл покончил с едой. Выпил еще одну чашку, удовлетворенно вздохнул и приготовился к беседе.
– Расскажи подробней о ваших женщинах, Хаунтэ.
Хаунтэ принес второй бурдюк и вторую чашку. Перекусил завязку зубами и начал пить чашку за чашкой. Затем сел, скрестив ноги, и повернулся к Маскаллу.
– Итак?
– Значит, они неприятны?
– Они смертоносны.
– Смертоносны? В каком смысле они могут быть смертоносными?
– Сам узнаешь. Я следил за тобой в лодке, Маскалл. Тебе было не по себе, верно?
– Я этого не скрываю. Иногда мне казалось, будто я внутри кошмара. В чем причина?
– В женской атмосфере Личсторма. В сексуальной страсти.
– Я не испытывал страсти.
– Это была она, первая стадия. Природа заманивает твоих людей в брак, но нас она пытает. Погоди, пока окажешься снаружи. Эти ощущения вернутся, только станут в десять раз хуже. Твое питье об этом позаботится… Как по-твоему, чем это кончится?
– Если бы я знал, не стал бы задавать тебе вопросы.
Хаунтэ громко рассмеялся.
– Салленбодэ.
– Хочешь сказать, это кончится тем, что я стану искать Салленбодэ?
– Но что из этого выйдет, Маскалл? Что она тебе даст? Сладкую, обморочную, белорукую, женскую похотливость?
Маскалл хладнокровно осушил еще одну чашку.
– С чего ей давать все это незнакомцу?
– По правде говоря, у нее ничего этого нет. Она даст тебе – а ты примешь, потому что выбора у тебя не будет – муку, безумие и, возможно, смерть.
– Может, в твоих словах и есть смысл, но мне они кажутся бредом. Зачем мне соглашаться на безумие и смерть?
– Затем, что тебя заставит твоя страсть.
– А как насчет тебя? – спросил Маскалл, кусая ногти.
– О, у меня есть мои мужские камни. Я защищен.
– И только они делают тебя не таким, как другие мужчины?
– Да, но давай без фокусов, Маскалл.
Некоторое время Маскалл пил молча.
– Значит, мужчины и женщины здесь враждуют друг с другом и не знают любви? – наконец спросил он.
– Ах, это волшебное слово… Сказать тебе, Маскалл, что такое любовь? Любовь между мужчиной и женщиной невозможна. Когда Маскалл любит женщину, на самом деле ее любят женские предки Маскалла. Но в этой стране все мужчины чисты. В них нет ничего женского.
– Откуда берутся мужские камни?
– О, это не диво. Где-то должны быть целые месторождения. Лишь они не дают миру стать только женским и превратиться в одну гигантскую массу приторной сладости, без индивидуальных форм.
– Однако эта самая сладость мучительна для мужчин?
– Жизнь абсолютного мужчины жестока. Избыток жизни губителен для тела. Как ей быть чем-то иным, кроме муки?
Внезапно Корпанг сел и обратился к Хаунтэ:
– Напоминаю о твоем обещании рассказать про Маспел.
Хаунтэ посмотрел на него со злобной улыбкой.
– Ха! Подземный человек ожил.
– Да, расскажи нам, – беззаботно вмешался Маскалл.
