Григоришин по-собачьи завыл.
Инна Коган сидела в холодном темном подвале на кушетке. Лестница была вытащена и лежала у стены. В люк вела веревка, к которой была привязана за ручки кастрюля с вареной картошкой и зелеными перьями лука.
Глава 2
Бильбао взглянул на будильник: пошел двенадцатый час ночи. Он повернул голову, сказал лежащей рядом с ним женщине:
— Тебе пора.
Она поцеловала его в плечо:
— Мне пора. Меня ждет муж. — И при этом тихо рассмеялась. — Но я отсюда не уйду. Ты не сделал самого главного.
— Тебе нужны деньги?
Вечером эта женщина, сама подошедшая к нему и пожелавшая познакомиться, выглядела очень эффектно, но все же на дорогую проститутку похожа не была. Он зашел в бар, чтобы выпить легкий коктейль, и сразу вслед за ним у стойки этого полюбившегося ему подвальчика показалась она.
— Угостишь?
— Что хочешь?
— Что пьешь сам. Только с одним условием: после угощаю я. Идет, Бильбао?
Она знала его, и уже хотя бы поэтому Бильбао не мог ей отказать. Да и к чему, собственно, отказывать? Все при ней: и ноги длинные, и грудь в порядке, холеная, следящая за собой блондинистая куколка, желающая, видно, походить на Мэрилин Монро.
После коктейля им подали по рюмке холодной водки.
— Бильбао, ты пригласишь меня к себе?
Она дотронулась ладошкой до его локтя и сама же вздрогнула при этом.
А почему бы и нет, подумал он. День выдался нелегким, трижды мотался в аэропорт, встречал приезжавших к шефу разными рейсами людей, размещал их в гостинице, затем вдвоем с Петровым проехали и осмотрели сауну, где завтра предстоит развлекательная программа. Место вроде бы проверенное, но опять пришлось все окрестные дворы и чердаки осмотреть. Кому, интересно, нужны эти молчаливые бледные люди, за которых так переживает Иван Николаевич? Уж если их по месту жительства никто не трогает, то почему здесь должны отстреливать? Не удержался-таки, спросил Петрова. А тот: «Помнишь дело с Коган? У Григоришина ведь пистолет на веранде хранился, с полной обоймой, и если б мы с тобой дурака сваляли, понадеялись, что все обойдется, и напролом поперли, то где бы сейчас и мы были, и та девочка? Так что не стыдись подстраховываться…»
В конце концов Петров отказался от этой сауны: очень уж неудобной показалась ему автостоянка, граничащая с развернувшейся новостройкой. Пришлось мчаться по новому адресу и начинать все сначала.
Так почему же не отдохнуть после этого по полной программе?!
— Только у меня гости до полуночи не задерживаются, — сказал он блондинке.
— Мы успеем. — Она улыбалась чуть вымученно, нервно. — Пойдем прямо сейчас.
Уже в комнате, при задернутых тяжелых шторах и слабом свете ночника, она раздевалась, словно стесняясь его, но щеки ее при этом пылали, и она обессиленно упала на кровать, не сняв лифчик:
— Крючок заел, рви его, прошу тебя, рви…
И неумело и жадно прильнула к нему, как будто отдавалась в первый раз. Тело ее так часто содрогалось под ним, и ненаигранные, естественные стоны раздавались при этом так волнующе, возбуждающе, что Бильбао завелся, распалился, а это происходило с ним редко.
Вот она, обессилевшая после очередной конвульсии, ткнулась лицом в его грудь, и он ощутил слезы на своей коже.
— Тебе больно?
Она чуть качнула головой, прошептала:
— Замечательно. Я не знала, что так бывает. Положи меня рядом и пять минут не трогай, а то умру. Но через пять минут опять делай что хочешь.
Бильбао даже имени ее не узнал. Она только и успела сказать ему, что четыре года замужем, что кроме мужа не знала других мужчин, а мужу ничего не надо, кроме своей машины и компьютера. «Его свекровь приучила по часам сок морковный пить, и только с этим он справляется регулярно. А еще мать называет его не иначе как деточкой!» В устах женщины это звучало страшным обвинением, глаза ее вспыхнули яростью. Бильбао даже хотел засмеяться, но пять минут прошло, и он погладил блондинку по мягкой щеке…
И вот теперь она на вопрос о деньгах презрительно скривилась:
— Деньги, мне? Да ведь это я должна тебе заплатить! Нет, я не уйду, пока ты не скажешь, когда мы вновь сможем увидеться.
Бильбао стало скучно.
— Видишь ли, подружка, у меня есть принцип: не ставить встречи с женщинами на постоянную основу.
— Но я прошу еще об одной встрече. Честное слово, об одной! Я тоже не хочу разрушать свою семью, поскольку нахожусь на содержании родителей деточки.
— Тогда найдешь меня так, как нашла сегодня. Кстати, откуда ты меня знаешь?
— А не заложишь?
— Кому?
— Татьяне, жене твоего шефа. Мы с ней в одной школе учились, и она откуда-то узнала, что о тебе тут бабы почти легенды сочиняют. Но я теперь знаю, что это не легенды. Умоляю, подари еще один такой вечер, мне больше ничего не надо…
Бильбао всегда возвращался с малышом в двенадцать тридцать, в час дня тот засыпал. И сейчас минута в минуту он вошел в прихожую. Из своей комнаты выглянула Татьяна:
— Ты один? Где Елена?
Свою бывшую учительницу она теперь называла только по имени.
— Пошла за покупками.
Бильбао стал раздевать ребенка, но Татьяна подошла, взяла в руки малыша:
— Не надо, я сама. — Посмотрела в упор на Бильбао: — Минут через десять он уже заснет, и вот тогда мне понадобится твоя помощь. — Она чуть повела плечом, и халатик распахнулся, обнажив грудь. — Я хочу тебя. Ты понял? Я тебя хочу!
— Меня через полчаса ждет Петров, — сказал Бильбао.
— Обойдется.
— Нет. Если я не приду, он тут же станет меня разыскивать.
— Это главная причина, по которой мы не можем заняться любовью?
Бильбао очень редко чувствовал себя припертым к стене.
— Я служу твоему мужу… — не слишком решительно начал он, но Татьяна перебила его:
— Ну и что? Ты хочешь сказать, что рискуешь потерять работу? Тогда подумай, что могу потерять я. Даже ребенка, которого Солодовых отберет. Но в доме никого нет. Это самое безопасное место для нас.
И тут раздался звонок в дверь. Бильбао поспешил открыть ее. Вошла Елена.
Татьяна, уже в запахнутом халате, понесла малыша в детскую, спросила с порога:
— Почему так быстро вернулась с рынка?
— Мне на рынке ничего не надо было покупать. Я зашла только в булочную. — Елена произнесла это с затаенной улыбкой, переводя взгляд с хозяйки на Бильбао. — Внизу стоит Ром. Мне он, правда, ничего не сказал, но он не вас ждет, Сергей?
Часы показывали без десяти час, время у Бильбао еще было, однако он без промедления вышел на лестничную площадку и стал спускаться вниз.
