— Менты, вы напрасно это… Брут вас в порошок сотрет, если меня вязать вздумаете. Господи, граммов пятьдесят бы сейчас!..
Скрипка ударил его без замаха, но этого хватило, чтобы Акимов взлетел в воздух и шлепнулся у ножки стола. В этот самый момент женщина, еще в расстегнутой блузке, рванула к двери, выскочила во двор.
— Жаль, — сказал Бильбао.
— Догнать? — спросил Скрипка.
— Надо было бы. Но бегать по улице, шум поднимать… Она кто такая?
Вопрос адресовался уже Акимову, тот все еще лежал на полу, тряс головой, приходя в себя после нокаута.
— Суки, вы что делаете? Вас мало Пугач кормит, да? Да завтра же вас по стенке размажут за меня…
— Мы с тобой это сделаем сегодня. Сейчас. — Бильбао ногой подфутболил к нему лежавшие на полу трусы. — Оденься. Хотя перед смертью, конечно, все чистое надевать положено, но тебе и так сойдет.
— Попугайте, попугайте. — Акимов потянулся за трусами, потом надел рубашку. — Я вас, ментов, никогда не боялся и бояться не буду. Нечего мне вас бояться. И тебе, боров, — он посмотрел на Скрипку, — за то, что ударил меня, я попрошу руки-ноги повыдергивать, по одной, понял? Я водитель Брута, это вам что-нибудь говорит?!
Второй удар был по силе таким же, ощипанный воробей пискнул и от стола переместился по воздуху к ножкам буфета.
— Кто эта женщина? — еще раз спросил Бильбао.
Шанс обеими руками держался за верх груди, куда пришелся удар, голос его был теперь слабым.
— Я не знаю, у магазина вчера познакомились… Менты, вы чего? За что бьете? Если надо — ведите в отделение, а так — на хрена?
— А почему ты решил, что мы — менты?
— Ну а кто же… — Шанс криво улыбнулся, но улыбка стала застывать, а лицо его бледнеть. Он внимательно оглядел незваных гостей, и только после этого глаза его стали испуганными. — Не менты. Точно. Фраернулся. Чего вам надо, мужики?
— Мы уже сказали, чего нам надо. — Бильбао смотрел в окно. Отсюда были видны ярко-синий продуктовый ларек, пустая улица, пустая автобусная остановка, к которой как раз подходил автобус. Он не остановился, видно, пассажиров на высадку не было. — Надо, чтоб ты ответил за смерть нашего друга, расстрелянного на дороге.
Шанс вскочил на ноги:
— А что, я разве стрелял? Я вообще ничего не знал! Я только баранку крутил, думал, базарить едем.
— Ну что, пристрелить? — спросил у Бильбао Скрипка и сунул руку в карман пиджака.
Только сейчас Шанс по-настоящему перепугался. Он разевал рот, но при этом ни звука не выходило оттуда.
— Погоди, — сказал Бильбао. — Может, он действительно ни при чем. Брать грех на душу… Кто стрелял?
Шанс смотрел только на карман Скрипки, видно, думал лишь о том, когда оттуда появился ствол.
— Брут, сам. И Михась. Михась из автомата, а Брут из пистолета.
— Кто такой Михась?
— Мишка Чума, который в военкомате работает.
— А Брут сейчас где?
— А чего Брут? Брут где надо… — Скрипка пошевелил рукой в кармане, и Шанс скороговоркой продолжил: — Брут просто дома, он же при Пугаче работает.
— Адрес?
Страх в глазах Шанса на миг сменился удивлением.
— Вы чего? Вы к нему хотите?
— Это наше дело, что мы хотим, — сказал Бильбао. — Может, проверить, не врешь ли ты.
— С чего мне врать. Адрес Брута — не тайна. Только вы знайте, на кого замахиваться.
— А ты знай, что в твоем положении лучше всего держать язык за зубами. Если твои узнают, что закладывать их начал…
— Это точно. Но и вам же нет смысла меня подставлять, да? Я не дурак, я понимаю, что и те пришить могут, и вы. Но вы — вот они, тут… Я скажу адрес…
К обеду Бильбао был на своем рабочем месте. Едва вошел в кабинет, как зазвонил телефон. Он сразу узнал голос секретарши шефа.
— Не могу вас разыскать. Василий Егорович просит немедленно зайти.
Солодовых говорил по телефону, но, увидев входящего Бильбао, тотчас сказал невидимому собеседнику:
— Все, у меня важное дело, вам перезвоню через полчаса… Нет, все договоренности остаются в силе, по крайней мере до конца месяца.
Положил трубку, помассировал пальцами заострившийся подбородок, затем показал глазами на откидной календарь, висевший на стене:
— А до конца месяца десять дней.
Бильбао ни о чем не спросил, но для себя отметил эту цифру.
Шеф засмеялся, некрасиво оскалив зубы, потом смех перешел в надсадный кашель. Нескоро успокоившись, он открыл стол, вытащил оттуда свою походную аптечку, бросил в рот две таблетки, минуту помолчал, потом сказал:
— А Пугачев все-таки большой дурак. Если бы он снизил цену, я бы еще подумал. Но он потребовал в два раза больше, чем раньше. Это безумие. Он вышел на меня сегодня в девять тридцать. Именно в это время я зашел в кабинет, и он сразу позвонил. Он, видно, следит за каждым моим шагом.
— Пугачев дал вам десять суток на то, чтоб расплатиться с ним?
— Именно так. Сказал, что брать частями не согласен, хоть это ему никто и не предлагал, и если в пятницу, второго, мешок с деньгами не будет у него, то…
Солодовых все же оставался спокоен, даже улыбка застыла на его губах.
— Что прикажешь делать, Сережа?
— Вы можете исчезнуть из города до этой даты?
— Нет, это категорически исключено, и даже обсуждать такое предложение не будем. Мне надо работать. Пугачев активен не зря, именно сейчас в нашем бизнесе решается очень многое.
— Тогда мне понадобится людей больше…
— На затраты не скупись, деньги мои. Сколько надо, столько дам. Но с кадрами не помогу, я не знаю, на кого в этом деле ты можешь опереться. Мне кажется, ни на кого.
— Сюда приедут ребята со стороны.
Солодовых прищурил глаза, видно, обдумывал только что услышанные слова. Потом кивнул:
— Хорошо. Мне кажется, это правильно. При любом раскладе я их не обижу, задаток на них возьми сегодня, а если у вас все получится… Но я в это мало верю, если честно.
— Вы после звонка Пугачева не связывались со своим человеком в милиции? — спросил Бильбао.
— Мне незачем это было делать. Если желаешь, звони.
— Меня одно интересует: когда начнется заварушка между нами и Пугачевым, на чью сторону они станут? Не кинутся все против нас?
Солодовых хмыкнул:
— Хороший вопрос. Однозначно не ответить. Там многие куплены, конечно, но сейчас такое время… Время страха и шухера. Никуда они, думаю, не кинутся. Очень скользко под ногами. Выжидать будут.
Выйдя из кабинета шефа, Бильбао сказал Рому:
