— Жуть?
— Он ее имеет во всех позах, какие только можно себе представить. Один снимок особенно хорош: на пальце Виолетты отлично виден перстень, который подарил ей Вагиз.
Бильбао достал из папки конверт и вынул из него с десяток фотографий. Солодовых стал рассматривать их с явным удовольствием. Спросил:
— А как, интересно, они делаются?
— По приказу Пугачева. У него целый шкаф подобных фоток, со всеми девками, которых он возит домой. Это его бзик. В стены вмонтированы камеры, был человек, обслуживающий их… Теперь Пугачев взял другого, а тот уволился и уехал, кое-что перед этим продав вашему осведомителю из милиции.
— И послезавтра, значит, может произойти самое интересное?
— Вариантов, Василий Егорович, и не сосчитать, но самых реальных — два. Лично вы бы как поступили на месте кавказца?
Солодовых погладил ладонью щеку, раздумывая.
— Большие деньги, очень большие деньги на кону. И я думаю, Вагиз не схватится за кинжал. Вот если бы я увидел сейчас на фотографиях свою Татьяну и… — Он сделал паузу и после нее эту фразу уже не продолжил. Сказал сухо: — Ты ошибаешься, если делаешь ставку только на то, что кавказец немедленно ступит на тропу войны.
— Да, — сказал Бильбао, — если бы я только так думал, я бы ошибался. Кстати, днем раньше, то есть завтра, эти снимки лягут и на стол Пугачева, с запиской о том, что с ними ознакомлен Вагиз. Мне не надо их войны, Василий Егорович. У меня другая цель — попробовать, чтобы Пугачев почувствовал угрозу цейтнота. В цейтноте ошибаются и великие шахматисты. Пусть у Пугачева, а не у нас болит голова от раздумий, что предпримет Вагиз, испугались ли вы его угроз, куда подевалась охрана накануне важного для него дня…
— А охрана точно подевается? — спросил шеф.
— Если вы поможете нам приобрести бабочку. У Когана в Ростове есть друг, биолог… Я бы мог поговорить с Коганом сам, но для этого ему пришлось бы многое объяснять, а это лучше сделать вам.
Солодовых согласно кивнул. Потом спросил: — Ты ведь учишься на журналиста?
— Я уже пропустил зимнюю сессию. И вообще…
— Это дело поправимо. Диплом мы тебе купим. У тебя есть… — Он прервался, собрал фотографии, оставленные Бильбао, положил их в один из ящиков стола. — Знаешь притчу? Трем грекам дали задание попасть на островок в море, не замочив ноги. Островок рядом с берегом был, рукой подать, но вода есть вода. И вот один грек стал строить лодку, другой изобретать воздушный шар, а третий отправился спать. В конце концов все трое выполнили задание, но царь за сообразительность наградил именно третьего, который просто дождался часа отлива. Так вот, у тебя есть многое от этого третьего. Ты предугадываешь события.
— Грек их не предугадывал, — улыбнулся Бильбао. — Он знал, что будет отлив.
— Я же и говорю. — Солодовых посмотрел на телефон. — Думаю, найдем какую-нибудь бабочку. Но ее ведь надо будет срочно доставить из Ростова сюда.
— Это уже моя забота, Василий Егорович. Я поставлю такую задачу перед Сироткой, и пусть он ее решает. Это ему по плечу.
— Что собираешься делать с водителем, Ромом?
— Во всяком случае, не пристреливать. Я дал дяде слово никогда не стрелять первым. И пусть он до поры до времени ни о чем не догадывается.
* * *
Звонок в дверь раздался почти в полночь. Бильбао открыл ее. На пороге стоял Коленька. Чуть позади довольно улыбался Сиротка:
— Задание выполнено, шеф.
Как оказалось, он позвонил Коленьке лишь для того, чтобы проконсультироваться, кто бы из общих знакомых мог доставить коробку с бабочкой из Ростова сюда. Коленька вызвался сделать это сам.
— Смотри, какое я тебе чудо привез.
Бабочка была огромной, будто вырезанной из черного бархата, отливающего одновременно золотом и изумрудом. На коробке была подпись по-латыни, и Коленька пояснил:
— Я у хозяина, у того, кто мне ее передал, кое-что выяснил. Называется райская орнитоптера, водится только в Новой Гвинее, и нигде больше. У мужика в основном гвинейские бабочки, ему там в свое время поработать пришлось. А ты над чем голову ломаешь?
— Отдохнешь с дороги? — спросил Бильбао.
— Нет, ехать-то к вам всего ерунда, но я и в поезде умудрился поспать.
— Тогда садись, прикинем вместе, что у меня получается.
У Брута — десять активных штыков, те, которые на его содержании. В четверг Лукаш четверых из них попробует увезти с собой на вокзал, где начнет игру в кости. Оттуда они поедут обмывать выигрыш за город, в пустующий дом одного из знакомых Солодовых. Дело техники — довести гостей до такого состояния, чтоб на следующий день они не в состоянии были подняться. Водка там будет особая, с соответствующей начинкой. В ту же ночь Лукаш уедет отсюда на поезде и больше тут не появится.
Водитель Брута Леша Шанс тоже из игры выходит. С ним уже побеседовали, в четверг он умчится к якобы внезапно заболевшей матушке.
Михась, он же Мишка Чума, прапорщик из военкомата, а по сути первый помощник Брута, тот, который стрелял из автомата в Ивана Николаевича Петрова, сейчас взял отпуск и из города выехал. Наверняка из-за страха, что менты, прекрасно знающие обо всем, могут его в любую минуту сцапать.
Остальных бойцов армии Брута прибывшие из Светловска члены орды будут выводить из строя по одному. Адреса есть, известно, какими маршрутами брутовцы добираются до своего шефа…
— Ничего сложного, — подытожил Бильбао. — На нас играет и то, что мальчики эти еще непуганые. Думаю, разберемся с ними. А главное — выключить бы из игры Брута. Прорабатываю несколько вариантов, но я его почти не знаю, и трудно угадать, что он предпримет.
— И что это за варианты? — спросил Коленька.
Бильбао неопределенно пожал плечами:
— К примеру, я уже поговорил с теми, кто строил Бруту загородный дом, и теперь знаю, что там есть глубокий бетонный подвал с приставной деревянной лестницей. В подвале хранится в бочонках и бутылках сухое виноградное вино — любимый напиток этого господина.
Коленька покрутил головой:
— Иногда кажется, что ты курсы усовершенствования при КГБ заканчивал.
Сиротка при этом рассмеялся.
Бильбао серьезно ответил:
— Все это — простая самодеятельность, а не профессионализм. Но — чем богаты…
— Ты сам повезешь бабочку Бруту?
— Я боюсь, что он меня знает. Петров как-то об этом обмолвился. К Бруту пойдут Чех, Захар Скрипач, ну и еще кто-нибудь крепенький. А я — уж сразу к Пугачеву.
— Возьми меня с собой.
— Нет, Коленька. Ты свое дело сделал. Ты привез райскую орнитоптеру.
— Черт, — удивился Коленька. — Как же ты с первого раза название такое запомнил?
