— Во сколько у тебя самолет? — я стараюсь говорить тихо, чтобы он не услышал растущего отчаяния в моем голосе. Что бы не произошло дальше, я не хочу запомниться ему жалкой и раздавленной. — Наверное, лучше поставить будильник.
— Не думай об этом, Юль, — голос Сергея гулко вибрирует во мне, отдаваясь эхом надежды. — Я никуда не спешу.
41
Юля.
Я просыпаюсь, когда за окном уже ярко светит солнце. Мое пробуждение прекрасно, потому что я по-прежнему нахожусь в объятиях Сергея, которого кажется, ничуть не смущает скромный размер моей полуторной кровати: его глаза закрыты, дыхание размеренное. Мужчина моей мечты безмятежно спит, прижимая меня к себе. Это официально лучшее утро в моей жизни.
Ни малейшего шанса, что Сергей планирует успеть на самолет: настольные часы показывают почти полдень, он упоминал, что отбывает утром, а я точно знаю, что полдень это уже не утро. Л-Логика. Значит и, правда, не торопится. Профукал дорогой билет и, возможно, отложил какие-то важные олигархические дела ради меня. Не боялась бы его разбудить, запищала от распирающего счастья. Но вместо этого я просто любуюсь им: волевым подбородком, прямым носом и густыми темными ресницами. Боже, он невероятный. Если на свете и существует идеальный мужчина, то это Сергей. По-крайней мере, для меня он именно такой.
Очевидно, я смотрю на него слишком пристально или думаю чересчур громко, потому что в этот момент Сергей открывает глаза.
— Привет, — смущенно улыбаюсь ему. — Прости, что разбудила.
— Доброе утро, Юль, — Сергей переводит взгляд на электронные часы и слегка вскидывает брови. – Надо же, как долго я проспал. Волшебная у тебя кровать.
Искрящееся чувство радости вновь затопляет меня и я, поддавшись порыву, делаю то, что хотела с самой первой минуты пробуждения – приподнимаюсь на локтях и целую его в губы. Сергей запускает ладонь мне в волосы и целует в ответ, свободной рукой скользит к груди и гладит большим пальцем сосок, моментально наполняя тело горячим желанием.
— Ты наверное голоден, — бормочу я, закидывая ногу ему на бедро, от чего твердый член упирается мне в промежность. Готовить завтрак — это последнее, чего мне сейчас хочется, но должна же я проявить себя хорошей хозяйкой.
— Очень голоден, — коротким движением Сергей подминает меня под себя, и нависая сверху, касается клитора. Гладит его, наблюдая, как я кусаю губу от растущего возбуждения, и медленно погружает в меня два пальца. Синие глаза заволакивает знакомая темнота, а голос становится низким и вибрирующим.
— Ты, кажется, тоже.
О, да, да. Определенно, самое лучшее утров моей жизни.
Мне удается выбраться из кровати лишь через пару часов. Да, он идеален.
— Я все же приготовлю завтрак, — жадно разглядываю Сергея, который, не смущаясь своей наготы, направляется в мою душевую. Ох, вот это у него задница. И ямочки на пояснице. Уффф, дайте веер. — Эээ…Омлет подойдет?
— Я съем все, что ты приготовишь, Юль.
Почему меня так радуют даже самые простые его слова? Не было у меня такого с Димой. Даже близко похожего не было. Каждое слово Сергея для меня особенное, наверное, потому что я знаю, что оно произнесено не просто так.
Еще никогда я не делала завтрак с таким воодушевлением. Если бы мной приготовленным блюдам можно было давать названия, то имя омлету было Любовь, а сваренному в турке кофе — Нежность. Потому что именно эти чувства переполняют меня сейчас.
Сергей появляется на кухне через двадцать минут: с влажными волосами и полностью одетый. Обнимает мою талию и заботливо убирает прядь волос за ухо:
— Юль, мне необходимо срочно отлучиться по работе. Мой ноутбук в Барвихе, и дело отлагательств не терпит, — смотрит поверх плеча на плиту и, вернув взгляд ко мне, тепло улыбается:
— Омлет выглядит замечательно, и у тебя будет возможность меня накормить чуть позже. Вернусь через пару часов, как только утрясу с делами.
Я даже не успеваю испытать горечь разочарования от несостоявшегося совместного завтрака. Он же сказал, что вернется. Как неисправимая оптимистка я верю, что для нас это хороший знак.
— Едь, конечно. Я все понимаю, — говорю как можно выдержанно. Я и так проявила себя чересчур эмоциональной в последние сутки, и мне необходимо срочно подлатать свой образ независимой взрослой женщины. — Пленных не беру.
Но рядом с Сергеем мой чертов рот и впрямь выходит из под контроля, потому что он не хочет на этом затыкаться.
— Хотя тебя бы в плен я с удовольствием взяла.
С последними словами Сергей начинает широко улыбаться, от чего в уголках его глаз собираются небольшие морщины. А мне начинает казаться, что я влюбилась в него еще сильнее — настолько это красивая улыбка.
— Опасный город Рязань, — посмеиваясь, он коротко прижимается губами к моему лбу. — Проводишь?
Мы в обнимку идем в мою небольшую прихожую и, получив напоследок жаркий олигархический поцелуй, от которого подкашиваются мои провинциальные ноги, я закрываю дверь. Черт с ним, с остывшим завтраком. Главное, что он вернется.
Сергей.
Спустившись во двор, нахожу глазами припаркованный автомобиль и направляюсь к нему. Берусь за ручку с намерением сесть внутрь, но что-то меня останавливает. Это же что-то заставляет повернуться и найти глазами окна Юли. Разглядеть ее с высоты шестого этажа нет возможности, но отчего-то я уверен, что сейчас она на меня смотрит. Поднимаю руку и машу. Чувствую себя двадцатилетним влюбленным пацаном. С другой стороны, чем плохи эти двадцать лет? Улыбка с лица не сходит, и поступать хочется вопреки рациональности. Я таким нечасто похвастаться мог, а сейчас отпустил себя и хорошо. По-настоящему хорошо, без объективной на то причины. Вернее, причина, конечно есть. Вот эта девочка в окне, рядом с которой годами вылущенные логика и здравый смысл не работают. Слишком искренняя, слишком открытая, слишком красивая... слишком много слишком, чтобы остаться равнодушным. Увяз с головой и вылезать обратно не хочется.
По дороге в Барвиху у меня впервые не получается сосредоточится на делах, потому что мысли так или иначе возвращаются к Юле. Сказала, что влюбилась. Вроде, испугать должно: чужие чувства — это всегда ответственность. Прислушиваюсь к себе: ан, нет, не пугают. Наоборот, словно в руки нечаянная благодать свалилась. Смотришь в неверии и не понимаешь: за что? Чем заслужил вот эту непроходящую улыбку на лице и уютное тепло в груди. Сорок лет прожил, а ничего подобного не испытывал. И мысль в голове одна: решить бы поскорее с вопрос этот с немцами, и к ней.
Судя по незапертой входной двери Дима находится в доме. Прежде чем уеду, надо с ним поговорить. Несладко парню в день рождения пришлось — хотя в своих бедах он сам виноват, но сочувствовать его трагедии это не мешает. Тяжело видеть любимую девушку с другим. Да, с сыном нужно будет что-то решать, но пока об этом говорить рано. Самому бы сначала во всем разобраться.
