Птичье пение не прекращалось, от него затрепетала, задрожала хвоя, и вот уже высокие деревья шумят, нагоняя сильный свежий ветер. Он пах травой и цветами, талым снегом и чуть-чуть – прелой землей. Весенний Ветер зеленым потоком носился над городом, пробуждая к жизни все, что еще не вышло из зимней спячки. В кадках проснулись часогонии, и на их петлях, свитых в бесконечные восьмерки, проклюнулись почки. По всему ковру рассыпались крошечные точки колокольчик-травы. Возле Магистрата зазеленели липки. И по тому, как шмыгала носом Бусинка, я понял, что сопли тоже будут зелеными.
Под град аплодисментов и визги восторженных поклонниц Феррариус поклонился и на весь город объявил, что сразу после передвижек будет фейерверк и что все заведения работают до утра. Увидев, как на него смотрит Вайверин, я от всей души пожелал, чтоб у ректора тоже сломался голосовой модулятор. Ну правда, толку от него? Только свистеть красиво умеет!
Мы стояли с самого края трибуны, возле перил ограждения, и народ уже потихоньку расходился. Бусинка раскапризничалась, что хочет остаться, но я-то понимал, что если мы придем домой после передвижек, то до самого следующего тура мне не разрешат из дому и нос высунуть. Так что я строгим голосом отчитал ее и попытался запихать тянучку-растянучку в сумку. Та, как на грех, переползла на меня и опутала руки. Пытаясь освободиться, я присел и вцепился в нее зубами. На меня напирала толпа, спускавшаяся вниз, кто-то толкнул слишком сильно, и я полетел вниз.
Со спутанными руками я не мог сделать ровным счетом ничего. Только громко прощаться с жизнью. Перед глазами мелькали ступеньки, я пытался за что-нибудь ухватиться, но бесполезно. Внезапно в меня ударило заклинание такой мощи, что я несколько раз перевернулся в воздухе. И тут же снова сработала магическая ловушка, не давая мне камнем рухнуть вниз. До конца жизни буду благодарен тем добрым людям, которые предотвратили этот самый конец. Наверное, какая-то семья или компания заметила, как я упал, один маг бы просто не удержал. Ловушка мягко приземлилась на ковер, под ноги своему хозяину.
– Ты не ушибся? С тобой все в порядке? – Это был Дерек Хельм, бело-серый от неимоверного усилия.
Со всех ног к нам бежали Алек и Бусинка, а за ними – Вайверин. Пока Алек ощупывал мне все кости, она тихим голосом благодарила Дерека. Тот стоял с таким счастливым видом, что мне сделалось тошно. Я встал, наскоро распрощался с Алеком, ядовито пожелал остальным веселой ночи и потянул Бусинку домой.
По дороге она дала страшную клятву, что не расскажет родителям о том, что я свалился с трибуны. Потом еще одну страшную клятву, что не расскажет вообще никому-никому. Но на всякий случай я помахал у нее перед носом браслетиком и сказал, что иначе пусть и не надеется его выманить. Бусинка засопела так решительно, что я поверил.
Всю оставшуюся дорогу она о чем-то думала, папе с мамой доложила, что мы себя вели прекрасно, даже Джеймсу ничего не разболтала. А вечером, когда я зашел пожелать ей доброй ночи и вручить браслет, Бусинка шепнула мне на ухо:
– Мэтт, я все видела! Это она тебя толкнула!
Глава 12
Орден Равновесия
– Мэтт, вставай! Ну вставай же! Светится!
Бусинка трясла меня за плечи. Спросонья я вообще не понимал, кто светится, зачем светится. Он что, живой? Или я? Ладно б умер, но светиться – это ж не повод просыпаться! Сестра дулась на меня целый день. Я ей по сто раз объяснял, что Вайверин не было никакого смысла сталкивать меня с трибуны. Но Бусинка уперлась и твердила, что доверяет своим глазам гораздо больше, чем моим мозгам. Мы без конца шушукались, и Ворона начала подозрительно коситься. Даже про свой драгоценный шарфик на время забыла. А ведь теперь, когда ко мне заявилась куча родственников с воспитательными намерениями, она снова взялась за свое монументальное произведение. Я стал подозревать, что она хочет переплюнуть Карадурна с его ковром.
Тут Бусинка решила, что все живое нуждается в воде, и от души плеснула на меня из ковшика. Я среагировал, как все живое: вскочил с желанием убить мелкую заразу. Та шустро отбежала и метнулась к столу. На нем светилось так, что хоть зажмуривайся. Но сестра показывала не на счет, а на Карту участника. Та действительно слегка мерцала, но, когда я взял ее в руки, полыхнула ярким белым светом. Из трещины торчал огрызок карандаша, поэтому нормально разговаривать Карта не могла, а прохрипела что-то вроде:
– Уааамые уаники! Леууий уг ионя, ор у одень оле ахни гаганий!
Карандаш застрял намертво.
– Бусинка! Ты что наделала?
– Я думала, это точилка такая, я нечаянно, – оправдывалось Личное Проклятие Мэтью Грэнвилла, удирая в холл, а из него – в спальню.
– Мама, она все испортила! Это задание, а ничего не понять!
– Мэтью, не кричи, это же не людоедовский диалект, сейчас разберемся.
– Пусть вообще радуется, что я увидела, он бы все продрых!
Мама с папой прослушали сообщение три раза и пошли на крайние меры: позвали Джеймса. Ради того, чтобы увидеть, как наш умник, кроме «эээ» и «бээ», ничего не может проблеять, я готов был протянуть Бусинке руку дружбы. После того, как отвешу тумак справедливости.
– Давайте рассуждать логично, – неуверенно начал Джеймс. – Ясно, что Мэтт должен что-то сделать, раз это задание. Уг ионя – это, наверное…
– Угнать коня? – радостно предложила мама, но, увидев наши лица, насупилась.
– Мне кажется, слова «ор», «оле» и «ахни» образуют смысловой ряд, и можно заключить, что предполагается некое испытание на звуковую способность, – выдал версию папа.
– Я где-то слышал про минерал гаганий, возможно, нужно его раздобыть, – это уже Джеймс.
Всё, будут гадать до Дня старых носков, потом долго-долго спорить, а в итоге так ничего и не придумают. У нас в семье всегда так. Потому-то, чем пытаться объяснить, мне было проще сбежать. Пока остальные думают, Мэтью Грэнвилл действует!
Дискуссия об общности корневой основы слов «леууий» и «одень» в ностратической лингвистике была в самом разгаре, когда в дверь постучали. Я потянулся открывать, а папа завязывать галстук, когда мама вдруг подскочила и принялась размахивать руками. Мы решили, что ее озарило, просто идея еще не нашла вербального воплощения. Но мама прикладывала палец к губам и старательно выводила в воздухе буквы.
– Скажи нормально! – рассердился папа.
Мама отчаянно замахала головой и снова начертала заклятье. Посмотрела на нас и свистящим шепотом выдала:
– Сирота!
– Шарлотта, дорогая, мы ценим твое мнение, но не вижу никакого регулярного фонетического соответствия между «сирота» и любым словом из послания.
– Мэтт – сирота! – гаркнула мама.
Пока папа соображал, что к чему, его быстро запихали за кровать. Бусинка попыталась сопротивляться, но мама крепко держала ее за руку. Даже Джеймс соизволил спрятаться, хотя уже внимательно крутил мою Карту и так и этак. Мама задернула за ним ширму, и они затихли. Я сгреб все ботинки в одну кучу, с удовольствием прикрыл их сверху курткой Джеймса и пошел к дверям.
