— По натуре тоже.
Лиззи восприняла его слова абсолютно серьезно.
— Я заметила, — сказала она.
Быков почувствовал, как его щеки наливаются внутренним жаром. От смущенного покраснения его избавил механический рокот, перекрывающий гул ветра.
Он и Лиззи одновременно задрали головы. Сначала они ничего не увидели, как будто гремели низкие, быстро плывущие тучи. Потом оттуда вывалилась черная капля, стремительно увеличивающаяся в размерах.
— Вертолет, — пробормотала Лиззи. — Твоя невеста не обманула.
— Она мне не невеста, — быстро произнес Быков. — Я же объяснял. Просто глупое стечение обстоятельств.
— Но улетите вы вместе.
Как бы то ни было, Лиззи Шеннон была женщиной и умела быть жестокой.
— А ты? — спросил Быков. — Разве ты остаешься?
— Да, — просто ответила она.
— Зачем?
— Так надо.
— Все эти кошмары и галлюцинации могут плохо закончиться, — сказал Быков. — И Саша Коротич нравится мне все меньше. Скользкий тип. Мутный, как у нас говорят.
— Мутный, — повторила Лиззи. — Очень точное определение.
— Тогда зачем ты остаешься?
— Я должна.
— Зачем? — повторил Быков, сократив вопрос до одного-единственного слова.
— Потому что дальше должно быть очень интересно, — сказала Лиззи.
— Но ты ведь боишься шторма, — напомнил Быков.
— До смерти. И это еще одна причина остаться. Ты не поймешь.
— Почему же. Я прекрасно понимаю. И остаюсь тоже.
Лиззи посмотрела на него со смесью недоумения и радости:
— Почему?
— Две причины ты назвала, — сказал Быков. — А у меня есть еще одна. Третья.
— Какая? — пожелала знать Лиззи.
— Догадайся сама.
Если она и сделала это, то произносить вслух догадку не стала. Снова подняла голову и стала смотреть на вертолет, описывающий круг, чтобы выбрать удобный путь к площадке. Быков тоже стал наблюдать. Это позволяло обоим стоять рядом и молчать. Очень удобно и своевременно, когда главное сказано, и добавить к этому пока что нечего.
Глава восьмая,
бурная, грозная, полная опасностей и смертельного риска
Раздался пушечный грохот, окно в кают-компании потемнело, накрытое волной, прокатившейся по палубе. Несколько секунд не было видно ничего, кроме мутной зелени. Потом яхта медленно выправилась, освобождаясь от тонн прилившей воды.
— Кто говорил, что качать не будет? — досадливо воскликнул Николас Стрейнджлав, разглядывая брюки, залитые вином.
Вопрос был риторический. Все знали, о ком идет речь, и даже машинально посмотрели на него.
— Другой корабль сейчас бы болтался, как йо-йо, — сказал Саша Коротич, занимающий место во главе стола.
Он имел в виду излюбленную американскую безделушку, представляющую собой легкий шарик на эластичной бечевке. Быков, повидавший на своем веку немало штормов, не мог с этим не согласиться. «Оушн Глори» действительно обладала необыкновенной устойчивостью для судна такого водоизмещения. Тем не менее, волны становились все круче, и яхту швыряло все сильнее. Вот опять тряхнуло, и чей-то бинокль, сорвавшийся с полки, приземлился на стол, переколотил немало посуды и едва не разбил лица, сидевших рядом. Хотя им удалось увернуться, один из осколков чиркнул по щеке Роя Макфэлла, сделав его похожим на шерифа, только что закончившего разбираться с нарушителями закона. Лиззи Шеннон протянула ему салфетку, чтобы накрыть кровоточащую царапину.
Помимо нее, Роя, Николаса и Быкова, участников экспедиции осталось только двое: телевизионщик Алан Фриман и журналистка Пруденс Бойд, выпячивающая подбородок решительнее, чем обычно. Что касается команды, то она во главе с капитаном покинула яхту вместе с другой половиной экспедиции.
Уговоры Саши Коротича оказались тщетными. Ему не удалось переубедить тех, кто решил больше не рисковать жизнью, и Быков не винил беглецов за это. Катастрофа в океане может произойти в любой момент, без всякого предупреждения, но еще хуже день за днем жить в ожидании крушения или чего-нибудь похуже. Предчувствие беды и нависшая опасность ломают человеческую психику. Это необязательно происходит в разгар свирепого урагана: паника способна подняться и посреди полного затишья, когда морская поверхность неподвижна и блестит, как зеркало. Возможное безумие — вот что напугало людей сильнее шторма. Тотальное, непостижимое, неотвратимое. И это было действительно страшно.
Перед отлетом Марта предложила Быкову покинуть яхту вместе с ней, но он видел, что это идет не от чистого сердца, а из вежливости, вернее, из желания соблюсти некие приличия. Полковник Форрестер стоял в стороне, глядя в морскую даль, но краем глаза неотрывно следил за Мартой.
— Твой бойфренд? — спросил Быков.
— Жених, — ответила она, криво усмехнувшись.
— Как? А Чарли?
— Разумная женщина всегда имеет два варианта, — сказала Марта.
Ветер уносил обрывки их фраз в открытое море, а остальное заглушал рокот волн, поэтому она не боялась быть услышанной своим полковником.
— Или три, — сказал Быков.
— Тебя я рассматривала не в качестве варианта.
— А в качестве кого?
— Ты знаешь.
Быков кивнул. Он с самого начала знал и не строил иллюзий.
— Что ж, прощай, — сказал он.
— В вертолете еще есть свободные места. — Придерживая волосы одной рукой, Марта помахала второй полковнику, давая знать, что сейчас идет. — Не упрямься, Дима. Полетели. Нужно уметь проигрывать.
Быков повернул голову в сторону вертолета. Заметно поседевший Джо Хилл, пригибаясь, стоял под люком, куда он только что подсаживал Астрид Фирбах. Помогавшая ему Энджи кричала, подгоняя толстуху. Дина Салливан и Морин Остин были уже внутри. Вертолетную площадку обступили моряки, большая часть которых натянули на головы капюшоны своих ветровок, чтобы проще было прятать глаза и лица. Не от ветра, не от жгучих соленых брызг.
— Я не умею проигрывать, Марта, — сказал Быков. — И не хочу учиться. Поэтому остаюсь.
— Марта! — крикнул полковник. — Пора! Ветер усиливается.
Яхта мерно поднималась и опускалась вместе с волнами, заметно потяжелевшая от веса большого военного вертолета, оседлавшего ее, как стрекоза — плывущий листок.
Кажется, Марта что-то еще сказала на прощание. Быков не помнил. Это было дело прошлое. Кто хотел, улетел, а у оставшихся хватало своих забот. С Коротичем осталось два матроса и штурман, так что всего на борту находилось десять человек. Им предстояло нести вахты, обеспечивать себя пропитанием, следить за исправностью судна и поддерживать друг друга в случае необходимости. Но первоочередная и самая главная задача состояла в том, чтобы пережить шторм.
