Разлюбили, отказались продолжать отношения, выгнали с работы, лишили чего-то важного – это как удар в солнечное сплетение. Дышать тяжело, даже невозможно порой. И человек ходит согнувшись, опустив голову; ему больно!
Оскорбили, унизили – это как ожог. Как кислотой плеснули, вот какая боль потом. Она пройдет. Но сначала очень больно, поэтому не сразу может человек собраться с мыслями и ответить. У него болевой шок.
А если утрата, если умер близкий или навсегда ушел от нас – это как руку оторвали. Такая вот боль. Самая сильная и долгая. И утешить нечем, слова могут только усугубить страдание. И обнять не всегда можно – иногда слишком больно обниматься с кем-то; как обниматься-то с оторванной рукой?…
Вот что такое душевное страдание. Это боль. Абсолютно такая же, как при травмах и повреждениях. Потому человек пьет иногда, чтобы не так больно было…
Потом боль пройдет. А память останется. Кто-то станет крепче, кто-то останется инвалидом навсегда. В точности как после травм. И единственное спасение, когда больно, – быть с теми, кто понимает, что это очень больно. И не советует полегче все воспринимать и всех простить. Не об этом речь. Просто – больно. И надо ждать, пока заживет…
Бутерброд эта девушка делала так:
отрезала аккуратный ломтик хлеба от булки. Сразу несколько нарезать нельзя, они обветриться могут, ломтики. Потом слегка обжаривала ломтик на чугунной сковородке, подогревала даже. Потом мазала слегка, чуть-чуть, горчицей. А на тонкий слой горчицы клала тоненькие кружочки лука, немного подмаринованные в смеси уксуса с сахаром. Поверх лука – тонкий кусочек окорока; это был один жир почти, такой уж тогда был окорок. И мало мясного было в те времена… Сверху чуть-чуть перчила, размолов горошины перца в кофемолке. Чуть-чуть! И потом еще два тоненьких прозрачных ломтика соленого огурца, немного внахлест. Красиво.
Юля девушку звали. И работала она в захудалом кафе, куда студенты приходили обедать. Даже не в кафе, закусочная это была. Бутербродная. Бутерброд с окороком и бутерброд с селедкой, который она изготавливала так же – артистически, изящно, быстро, с уважением и вниманием. И не беда, что тарелки были из картона, а чай – из баночек от майонеза. Юля делала бутерброды вот так. И стояла прямо, в белоснежном фартучке и белоснежной шапочке. Любезно улыбаясь покупателям.
Она далеко пошла, эта Юля. И это было понятно сразу, по ее бутербродам. И сейчас в своем доме-дворце она, наверное, сама нарезает бутерброды гостям.
Она из тех, кто создает вокруг себя мир, порядок, уважение, роскошь. Их можно создать из самого простого, из того, что есть под рукой. И подать на серебряном блюде – или на картонной тарелочке, это уж как придется. Но это талант. Сила духа. Внутренняя гармония, которая передается даже через бутерброд с селедкой…
Вот так можно предсказать будущее – по тому, как человек режет хлеб для других. Просто потому, что иначе не может. И делает других чуточку счастливее, увереннее, радостнее… Пусть не пустеют руки и душа того, кто может так делать простые вещи. Это уважение. Любовь.
Жизнь переменчива
Сегодня ты богач и правишь миром. А завтра ты уже не богач. И ничем не правишь, даже собственным разумом или жизнью. Сегодня ты беден и в отчаянии, а завтра счастье постучало в двери – и ты стал богачом. Ну, насчет завтра – это метафора. Иногда годы проходят. Но судьба переменчива. И нет смысла сравнивать себя с теми, кто утопает в роскоши в великолепном отеле. Никто не знает, что случится потом. И бедные могут надеяться. А богатые – тоже могут надеяться. Мы все надеемся, только это и остается человеку.
В 1923 году в отеле в Чикаго встретились 9 самых богатых и влиятельных человек в мире.
Чарльз Шваб, глава крупнейшей сталелитейной компании.
Семуэль Инсел, президент крупнейшей в мире компании коммунальных услуг.
Айвер Крюгер, «спичечный король».
Ричард Уитни, президент нью-йоркской биржи.
Леон Фрейзер, президент международного банка.
Артур Котн и Джесс Ливермор, два биржевых короля.
Альберт Фолл, представитель администрации президента.
Говард Хопсон, король бензина.
Через 25 лет они закончили свои дни так:
Чарльз Шваб умер нищим, жил последние годы на то, что давали в долг.
Альберт Фолл – отсидел в тюрьме и был отпущен умирать дома.
Семуэль Инсел умер разоренным вдали от родины.
Джесс Ливермор покончил жизнь самоубийством.
Ричард Уитни умер после освобождения из тюрьмы «Синг-Синг».
Айвер Крюгер покончил жизнь самоубийством.
Артур Котн умер разоренным.
Леон Фрейзер покончил с собой.
Говард Хопсон сошел с ума.
Вот и все. Судьба переменчива. Времена приходят и уходят. Так что нет смысла сравнивать себя с другими; надо радоваться каждому дню и заботиться о собственной участи. Быть слишком богатым опасно. А быть слишком бедным – тяжело. А еще тяжелее – потерять невероятное богатство. Надо жить посередине. И отдыхать в тех отелях, которые нам по карману. Этого достаточно.
Все произойдет в тот момент, когда вы на что-то перестанете пристально смотреть
Впиваться и гипнотизировать взглядом, жамкать руками, тыкать пальцем, проверять телефон каждые пять минут, переспрашивать доведенную до белого каления подругу: «Как ты думаешь, он позвонит? Он раскаивается?», прекратите заходить к шефу и заводить разговор об одном и том же… Когда вы искренне отвлечетесь, забудете и даже наплюете на это дело. Придет долгожданная посылка или письмо. Сделают предложение хорошее. В течении болезни наметится перелом к лучшему; так тоже бывает.
Но до тех пор, пока вы впивчиво вглядываетесь в ситуацию, ничего не изменится. Даже будет все хуже и хуже складываться. Судьба не любит навязчивых и требовательных. И часто открывать духовку не надо – можно испортить кушанье. И стоять над чайником, ругаясь и глядя на часы, тоже нет смысла.
Вы только удлините время и испортите себе нервы.
Все происходит, когда мы отводим взгляд. Искренне смотрим в другую сторону. Только вот в человеческих отношениях есть нюанс; это все же не чайник. И может так получиться: человек вернется, когда уже не очень-то и надо. И позвонит, когда мы забудем о нем. Память сердца не вечна. Если, конечно, не о настоящей любви речь. Ее можно ждать вечно, но это совсем-совсем другое…
Кусочек с розочкой
всегда давали самому любимому. Самому маленькому. Или имениннику, например. Отрезали кусочек торта с масляной розой. Боже мой, жирная масляная роза, помните? – особо нечего было дать, чтобы выразить любовь. На празднике подавали торт. Праздничный торт, редкое лакомство. А любимому человеку отрезали, даже вырезали! – кусочек с розой. Особенный кусочек. Кусочек любви.
Все как-то странно сейчас. Если есть у человека деньги и он вроде любит кого-то, почему он так боится что-то купить, подарить, побаловать любимую женщину? Ведь есть же деньги! И достаточно их, чтобы купить сапоги, шубку, колечко; ну хоть иногда, хоть на праздник? Ведь даже цветы не покупают. Не из жадности даже, а из боязни быть использованным. Вдруг меня используют, привыкнут, будут просить? И даже цветы не покупают – очень часто такое бывает. И это так странно наблюдать – нам, тем, кто помнит кусочек с розочкой. Его специально отреза́ли, при помощи геометрических ухищрений – роза была в центре торта.
