Купец Адамов посмотрел безумным взглядом на шестиэтажную мельницу, на плотину и пруд, помешался от потрясения и повесился на воротах своей роскошной неработающей мельницы. В минуту отчаяния нервы не выдержали.
Ужасная история. А потом сын-инженер проверил свои чертежи, что-то немножко подправил, нажал на рычажок или на кнопочку – и мельница заработала. Там была какая-то пустячная ошибка, которую легко было исправить. Папе не вешаться надо было, а схватить сына за плечи, немного потрясти и заорать: «Исправляй, подлец, свою ошибку! Да побыстрее!» Как-то так надо было. Но в отчаянии человек плохо соображает. И не может посчитать: ежели уж пять миллионов золотом вложил, можно еще немножко раздобыть денег и все починить. Ну, хоть попробовать!
Сын Адамова, кстати, еще больше разбогател благодаря мельнице. Правда, в революцию ее отобрали на благо народа. И вообще все отобрали. Судьба переменчива. И каждую минуту все может измениться, так что спешить за веревкой не надо. Самое интересное можно и не увидеть, не так ли? Ну, и ошибки, как видите, могут дорого обойтись. Инженерные или просто жизненные. А отчаиваться не надо. Ни в коем случае.
Надо жить для себя
Как-то научиться этому и жить для себя. А с электрички идешь сейчас через мрачное помещение, освещенное тусклыми лампочками. Сейчас ноябрь и световой день очень короткий. Надо приложить билетик к турникету и пройти. Много людей выходит, в тусклом свете у всех такие уставшие печальные лица, как в царстве Аида. А у выхода на улицу стоял седой старичок с седой собачкой. Маленькая старая собачка, мохнатенькая, и седой старичок, сгорбленный от старости, в курточке и шарфике. Оба маленькие, стоят в углу, никому не нужные и не интересные. И смотрят куда-то безразлично подслеповатыми глазками…
И вдруг безразличие сменилось радостью и узнаванием. Старичок выпрямился, подался вперед, собачка хрипло залаяла, натянула поводок, даже на задние лапки встала. Старичок заулыбался беззубым ртом, и собачка заулыбалась. И они почти побежали к турникету на своих старых ножках: вот их старушка приехала! Они ее встречали, вот в чем дело.
Старушка в пуховике и берете, с сумкой, семенит к своим. Старичок обнял старушку нелепо, так дети обнимают, пока совсем маленькие и ручки у них короткие. И собачка прыгала и трясла бородкой. И лаяла от радости. Ее тоже погладили, конечно. И что-то ласковое сказали, я не расслышала. А потом старичок взял сумку и они пошли. Двери распахнулись. Мертвенный свет кончился, мы вышли из царства Аида. А на небе светит полная луна, звезды горят, дует свежий ветер. Они шли втроем, совершенно счастливые – они встретились. И еще много раз будут встречаться. Всегда. Потому что за расставанием следует встреча, надо просто подождать немного.
А жить для себя – это никого не ждать. И некого ждать. Проходишь через турникет и идешь себе один под луной. Живыми нас делают близкие люди, вот что я думаю. Которых мы выискиваем взглядом в толпе и улыбаемся от радости. Нам не так уж много надо. Встретить своих и обнять. И пойти под луной домой вместе.
Мне учительница рассказала про девочку,
которая заикалась сильно. Очень сильно, особенно когда волновалась. Совсем почти не могла говорить. И все работы сдавала поэтому в письменном виде.
И эту девочку возненавидела преподаватель, скажем физики. Ни за что ни про что. Антагонизм какой-то, полная несовместимость. А может, она была садистка. И ей нравилось унижать девочку из бедной семьи, заику, которая еще и учиться старалась изо всех сил. И всегда была готова к уроку – садистов это особенно злит.
И эта учительница, предположим физики, стала девочке ставить тройки. И двойки. Придираться к мелочам, к почерку, к полям в тетради, делать вид, что не разбирает буквы в формуле… Много способов есть, к сожалению. И однажды проверила контрольную с какими-то таблицами и поставила «два». Девочка начала что-то мычать, мотать головой… Тогда эта дама написала девочке в дневнике замечание о безобразном поведении и якобы неготовности к уроку. И нарисовала двойку. И улыбалась, глядя, как девочка пытается протестовать.
И вот эта девочка в дневнике снизу замечания написала твердым почерком: «Это неправда!»
Что тут началось! Истерика и вопли. И ругань за испорченный дневник, за наглое поведение, за хамство…
А классная руководительница вот и вступилась. И защитила девочку. Мама не могла ее защитить, не буду рассказывать. А бабушка старенькая и больная была.
И эта классная руководительница пошла к директору с девочкой, контрольной работой и с дневником. И тоже сказала, что это – неправда. И горячо одобрила поступок ученицы. Если неправда написана в дневнике, неважно кем, так и надо писать: «Это неправда!»
Если не можешь сказать, надо написать. Все верно. А девочка стала лучше разговаривать сейчас. Прошло много лет. И она до сих пор навещает свою пожилую «классную», которая хворает немножко – возраст. А девочка ее лечит – она доктор. И порядочный человек, что важнее всего. Который напишет под клеветой – «Это неправда!», – даже если не сможет сказать…
С теми, с кем суждено,
мы встретимся непременно. Главное – идти. Я сегодня шла и шла; я приехала из Пушкина в Петербург, потому что надо было приехать, я еще не знала зачем. И мы шли и шли; очень устали. Мне надо было на мост, не на Дворцовый, а на Троицкий. Я еще и забыла, как он называется, но это неважно. Мне надо было на мост, и все тут. А мы на электричке ехали, потом на метро, потом пешком шли. Светило солнце, и ветер теплый дул. И на мосту мне навстречу шла дама – моего возраста, очень красивая, как на картинах Брюллова. Она шла и оглядывалась, словно искала кого-то. И мы остановились друг против друга. Дама изумленно назвала меня по имени-отчеству; окликнула. Я сказала, что все верно. Это я. Здравствуйте. Я приехала в Петербург из Екатеринбурга на несколько дней. В город моего детства. А дама сказала, что она прилетела из Италии на несколько дней. В город своего детства. И пришла на мост зачем-то. И почему-то думала обо мне; очень сильно думала. Она смотрит мои передачи и читает эссе. И мы стояли на мосту, Нева сверкала в солнечных лучах, и просто смотрели друг на друга. А потом мы сняли перчатки и пожали друг другу руки. Молча. У дамы была теплая рука. Мы улыбнулись друг другу и разошлись на мосту. Мы встретились. Так было суждено.
И мы непременно встретимся с теми, кто нам нужен, вот и все. Даже если забыли, как называется мост. Троицкий мост, вот как он называется. А я даже не спросила, как даму зовут. Но мы еще встретимся, и я спрошу обязательно. И со всеми своими мы встретимся. В этом мире или в другом; там ведь тоже есть мост. Надо просто идти, даже если очень-очень устал. И верить. И ждать. И сильно думать о том, кого хочешь встретить. Он появится навстречу. Так всегда бывает, я знаю…
Человек боится ранить чьи-то чувства
Надо же, какой деликатный. Так, один молодой человек предлагал девушке прятаться в шкафу, когда мама приходила к нему в квартиру. Не хотел ранить мамины чувства общением с неподходящей девушкой. Очень был деликатный человек. Или один мужчина запрещал любимой женщине звонить ему, чтобы не ранить чувства жены. Или муж кротко выслушивал оскорбления в адрес своей супруги от своих родственников, чтобы не ранить их чувства – ведь они жили за его счет и могли пораниться. Или психологу одна дама сказала, что посещает его тайно от мужа. Муж психологов презирает, считает мошенниками, уродами и мерзавцами. Приходится скрывать свои визиты к вам. И не дай бог муж узнает, что я на вас его деньги трачу. Это сильно ранит его чувства.
