– Что? С Лёвушкой плохо? Что вы меня трясёте? Говорите наконец!
– С Львом Леонидовичем больше ничего плохого случиться не может, он в больнице, – Никсову было неловко, и он совершенно не знал, с чего начать разговор.
– Во сне видела какой-то ужас. Бегу куда-то, задыхаюсь, прячусь, а проснуться не могу. И всё как наяву. И вдруг – тыква. Огромная! А из тыквы – рука, и хвать меня за плечо. Вы не знаете, к чему во сне видеть тыкву?
– К изобилию, – с готовностью отозвался Никсов. – А ужасы во сне вполне объяснимы. Столько событий! Летние сны вообще бывают очень разнообразны.
– Что значит – летние?
– Это определение Демокрита – был такой мыслитель в Древней Греции. Может быть, помните? Он говорил: «В мире нет ничего, кроме атомов и пустоты».
– А что? Разумно. А летние сны?
– Демокрит считал, что от всех людей и предметов отлетают легчайшие оболочки. Он называл их эйделами. И во сне мы их улавливаем. Отсюда, кстати, идол, – Никсов воодушевился, а воодушевившись – успокоился, чувство неловкости прошло. – Идол – это оболочка, образ, а не сама вещь. Так вот, осенью и зимой слишком много ветров. Они перемешивают эйделы, и люди во сне видят чёрт-те что.
Марья Ивановна рассмеялась:
– Но сейчас лето. Правда, у нас в Стане иногда очень ветрено, – она облизнула выпачканные соком пальцы. – Вы, наверное, думаете про меня – бесчувственная. Племянник в больнице лежит, а бесчувственная особа пошла вишню собирать. Но ведь пропадёт, жалко!
– Вы не бесчувственная, вы хозяйственная, – с улыбкой сказал Никсов.
– Отвратительное занятие – выковыривать из вишен косточки. Я пробовала машинкой. Ничего не получилось. У моей машинки центровка испортилась. У Лёвушки любимое варенье – вишнёвое. А с косточками варить я не умею. Там какие-то тонкости с синильной кислотой. Да и невкусное оно с косточками. Вы хотели со мной поговорить? Пошли на кухню. Я руки помою, а вас кофе напою. Да вы, наверное, и проголодаться успели. И вообще, вы завтракали? Я утром в саду, так что каждый завтракал самостоятельно.
Прошли на кухню. Как ни странно, здесь было не жарко. Марья Ивановна умудрилась устроить в помещении сквозняк. В открытой форточке весело шуршали бумажные ленты. Никсов вспомнил свою бабушку. Она устраивала из газет такие же занавески от мух. Странно было видеть столь старомодное приспособление на этой комфортабельной кухне. И как бы услышав его мысли, Мария Ивановна пояснила:
– Горе наше: в июне – комары, в июле – мухи. И ведь нет на них никакой погибели. Если скот держат, значит, навоз. Да ещё на краю деревни старая свиноферма. Она так и набита дерьмом! Пока её деревня на дрова не растащит, а дерьмо землицей не присыпет, так и будем мучиться. Так о чём вы со мной хотите поговорить?
– Я хотел восстановить полную картину вечера: кто и где на террасе сидел, о чём говорил, когда куда уходил. Ну, и так далее…
– Понятное дело, – тут же отозвалась пенсионерка, разлила кофе по чашкам, уютно уселась напротив и сказала: – Это не он.
– Кто – не он?
– Я знаю, Лёвушка вам всё рассказал. Вы думаете, что если Артур ко мне ночью в спальню заходил, то, значит, и в Лёвушку он стрелял?
– Ничего подобного я не утверждаю. Это вы говорите, что ночью в грозу в вашей спальне был именно Артур.
– Ничего я не говорю. И вообще – Артур не убийца. И тот ночной злоумышленник – тоже не Артур. Да он на него и не похож вовсе.
– Опишите вашего ночного гостя.
– Я только одежду видела. Самого его я не помню.
– Хорошо. Но рост, например, подходит? Хотя бы примерно.
– Здесь любой рост подойдёт. Здесь только карлик не подойдет. Он согнувшись надо мной стоял.
– Ну хорошо. А комплекция? Худой, толстый?
– У нас здесь только один толстый был – Костя-Фальстаф. Но он жену-то не в состоянии был в руках удержать, не то что пистолет.
– А голос? Вы говорили, что он кричал.
– Голос тоже всем подходит. Мой, как вы говорите, ночной гость заорал так, словно его режут. Я думаю, когда людей режут, она все орут примерно одинаково. И вообще, Артур подштанники носит, а у того, с пистолетом, был совсем другой стиль одежды.
– Но ведь дождь лил как из ведра. Насколько я понял, он был в плаще?
– В плаще, и рукава задрались. Это не Артур. Ворсику него на коленях сидит. Если бы Ворсик его оцарапал, он бы нипочём к нему на колени не пошёл.
Здесь Мария Ивановна лукавила, хоть и не хотела себе в этом признаться. Когда Ворсик избороздил ногу своей обидчице Анне Васильевне, он хоть и не сидел у неё на коленях – та вообще кошек никогда на руки не брала, – но, выгнув дугой длинное тело и вздыбив хвост, с удовольствием тёрся о её ногу и нагло мурлыкал от удовольствия.
Но Марья Ивановна не хотела, чтобы потенциальным убийцей, чудовищем, замахнувшимся на любимого племянника, был ближайший его человек. Столь очевидная подлость и так близко – непереносимо! Так нагло влезть в их спокойный, сытый и ухоженный мир! Да и страшно, между прочим. Пусть убийцей будет кто-то из чужих.
– Почему вы думаете, что кот оцарапал именно руку? А почему не щёку?
– Мог, конечно, и щёку. Но не в этом дело. Здесь вопрос в психологии. Если бы Артур был убийцей, то есть у него в запасе было два пистолета – один в виде зажигалки, а другой настоящий, – он бы утром непременно рассказал всё как было, только обратил бы ночное происшествие в шутку. Именно так, как придумал потом Лёвушка. Вы следите за моей мыслью?
– И очень внимательно.
– А Артур зачем-то рассказал байку про Лидию, которая оцарапала ему щёку. Это ведь стыдно друзьям говорить. Что такое он должен был сделать с этой женщиной в ночи, чтобы она царапаться начала?
– И о чём это говорит?
– Это говорит о том, что Артур вообще не знал, что у меня ночью в комнате был злоумышленник.
И так по кругу… Ах, как трудно было Никсову разговаривать с пенсионеркой! Она высказывала несколько догадок и каждой тут же активно противоречила., размышляя сама с собой. При всём этом старая дама вызывала у него уважение. Она была на удивление спокойна и рассудительна. Разве можно её сравнить с этой психопаткой Инной?
А самообладание Марьи Ивановны объяснялось просто. Она настолько перенервничала в роковую грозовую ночь, что все последующие события были для неё как бы размыты. Страх шёл по нисходящей. С одной стороны, она была уверена, что если какие-то негодяи вознамерились в Лёву выстрелить, они бы всё равно это сделали. А теперь ужасные ожидания кончились, рана, слава Богу, лёгкая, племянник жив, и одно это вселяло надежду. Хирурги определённо сказали – повезло. Как это хорошо, что Создатель дал человеку шанс, сделав в грудной клетке это самое средостение.
– Я не понимаю вашей логики, – упорствовал следователь. – Насколько я понял, Артур человек неглупый. И у него в запасе было две истории, чтобы потом использовать ту, которая подойдёт. Лев Леонидович сам подсказал ему, как выпутаться из ситуации.