– Пожалуйста, это не так сложно.
Рута завязала узелок, оценивающе взглянула на свою работу и осталась довольна: на рукаве ветвились небольшие оленьи рога.
– Мне очень нравится. Ты такая мастерица.
Йонас натянул рубашку, и Рута украдкой улыбнулась.
– Суп уже остыл, тебе придется немного подождать, пока я растоплю печь.
– Не нужно. Уже поздно, да и я могу поесть в «Кривом роге».
– Не уходи. Олененок уже спит – вдруг разбудишь. Она обещала рассказать про тебя что-то очень интересное.
– Тогда действительно лучше не шуметь.
Они понимающе переглянулись, и Рута вернулась к печи.
– Можно у тебя кое-что спросить?
– Только не заставляй меня пожалеть о том, что я разрешила тебе остаться.
Рута разожгла огонь и поставила котелок.
– Почему ты так заботишься об Олененке? Я думал, что все дело в родстве, но ведь она – принцесса. А ты не была знакома с королевской семьей, насколько я знаю.
Рута и сама задумывалась об этом. Ответ неизменно напоминал о себе болью в груди и тяжелой тоской.
– У меня могла бы быть дочка примерно ее возраста.
– Дочка? – Йонас озадаченно нахмурился.
– Мне нравится думать, что это была бы девочка. Такая же веселая и непосредственная. Хотя, наверное, порядочной знатной девушке не положено себя так вести.
– Знатной? Ты никогда не рассказывала мне об этом.
– Никому не рассказывала. Но я не всегда жила в лесу. Мои родители не были знатными. Отец имел свое дело. Небольшое, но приносившее доход. Мать всегда стремилась к большему. Она обучала меня всему, что должна знать порядочная хозяйка, и даже хотела найти учителя по музыке. – Рута горько усмехнулась. – Она считала, я могу стать достойной невестой для сына торговца или даже для кого-нибудь более важного. Наверное, она желала мне добра. Ей казалось, я должна жить лучше, чем она. Будто толстый кошелек мужа мог принести мне счастье. Только вот вышло совсем не так. Я старалась, честно старалась делать все, как учила мать. А потом встретила его. Никогда прежде я не видела мужчины красивее. Высокий, статный, он совсем не походил на сельских юношей. Каждый жест, каждый взгляд, словно продуманный наперед, – ни одного лишнего движения. И когда среди всех женщин он выбрал меня, я забыла обо всем. Граф умел говорить. До встречи с ним я не знала, что мои глаза похожи на изумруды в короне ее величества, а от чьей-то улыбки может щемить сердце. Он смотрел на меня так, словно других девушек на свете не существовало. А если были существовали, то казались блеклыми тенями. Граф прикасался ко мне с осторожной нежностью, и я таяла в его руках. Когда он предложил мне стать его женщиной, я не думала ни мгновения. Все казалось таким правильным и просто не могло закончиться плохо. Я любила его больше всего на свете и не хотела огорчать. Мне нравилось смотреть в его глубокие серые глаза. Казалось, в них отражались облака, таким мягким и теплым был взгляд. Он же мог и обжигать холодом. Я волновалась, когда шла к графу с новостью, но верила, что вместе мы сможем найти выход: я носила под сердцем его ребенка.
Рута вздрогнула. К глазам подступили слезы, и сдерживать их становилось все труднее. Теплая ладонь Йонаса опустилась на плечо.
– Я не знала, сможет ли он сделать меня своей женой, но была готова растить его ребенка и без этого. Граф ведь любил меня, и этого мне было достаточно. Я не просила его о многом, лишь поддержать меня. Никогда прежде я не видела его таким… безучастным. Граф мог бы обрадоваться или рассердиться, но он не испытывал ничего. Он объяснил мне, где можно найти доктора, и попросил больше не беспокоить его моими проблемами. Граф не хотел быть втянутым в скандал.
Рута всхлипнула. Воспоминания давно остались в прошлом и, лежа на глубине, больше не могли причинять ей боль. Но стоило поднять их на поверхность, как она снова ощущала себя брошенной и одинокой. Корсет сдавливал ребра.
– Мне так жаль, Рута.
– Ты не знаешь всего. В ту ночь доктор сумел избавить меня от ребенка. Это было опасно, но я не боялась умереть. Тогда мне казалось, я уже мертва. Многим позже я до конца осознала слова доктора, сказанные мне. Я никогда больше не смогу иметь детей. Никогда.
Рута часто вдыхала, ее губы дрожали.
– Йонас, кому нужна женщина, неспособная подарить ребенка? Я больше не могла создать семью. Не могла рассчитывать на то, что называют счастьем. Я осталась совсем одна.
Слезы застилали глаза, и она видела лишь размытый силуэт Йонаса. Внезапно охотник крепко обнял ее и прижал к себе. Он медленно гладил ее по спине, и Рута почувствовала себя совершенно беззащитной, словно вновь стала маленькой девочкой. Она прижалась щекой к груди Йонаса.
– Сейчас у тебя есть Олененок. И я. Ты нужна нам. Мне нужна.
Рута выпрямила спину. Йонас сидел так близко и смотрел прямо в глаза. Его слова эхом отдавались в голове, но она не могла до конца осмыслить их.
– Йонас…
Он не дал ей договорить. Теплые влажные губы коснулись ее. Нежно, почти робко. Колючая борода царапала щеки.
– Подожди. – Рута отстранилась. Сбившееся дыхание мешало говорить. – Ты сделал для меня очень многое. И у меня нет ни одного человека ближе, чем ты. Но я не уверена, что готова к большему. Йонас, ты мой самый лучший друг, и…
– Не продолжай, я понимаю.
Свеча погасла. Комната погрузилась в темноту.
Глава 11
День рождения принцессы
Йонас чувствовал весну каждой клеточкой тела. Птицы пели громко, звонко и легко, а свежие сладкие запахи щекотали нос. Лес дышал, сбросив зимние ледяные оковы. Холод сохранился лишь во взгляде Руты.
Она больше не выставляла его из дома и даже считала другом. Но за каждым «не торопись», «не так быстро» и «не трогай» Йонас все отчетливее слышал простое и беспощадное «нет». Нет, ты просто друг. Нет, тебе никогда не стать для меня кем-то большим. Нет, Йонас.
Он не знал, почему Рута не говорила этого прямо. Возможно, она была слишком вежливой, или ей не хватало смелости, чтобы признаться. Но он понимал все это и без слов, и потому все краски весны меркли.
Иногда Йонас завидовал Олененку. Все давалось ей легко, а Рута любила ее просто за то, что она существовала. Порой непослушная, громкая и наивная, Олененок приносила гораздо больше хлопот, чем пользы, и все же Рута ее любила.
А он так и оставался редким гостем на ночь. И, к его большому сожалению, даже не в постели.
Лучи поднимающегося солнца проникали сквозь густую листву и слепили глаза. Йонас потянулся и зевнул. Рута попросила его прийти с рассветом, и он, хоть и не привык нежиться до обеда, чувствовал себя помятым.
– Привет, Рута. Надеюсь, дело важное. Я страшно не выспался.
– Тише, Олененок еще спит.
