– Ну давай и бродягу, – махнул рукой начальник.
Дверь нашей камеры заскрипела. На пороге появился знакомый нам полицейский.
– Эй! – крикнул он. – Вы, двое убогих, на выход.
Мы поднялись и пошли на выход.
– Видишь, время, которое ты хотел выиграть, нам не помогло, – буркнул Жюль.
– Не разговаривать! – прикрикнул полицейский. – Или еще горячих хотите?
Нас вывели под конвоем двоих полицейских, посадили в автозак и куда-то повезли. Жюль молчал, понурив голову. Весь его вид говорил, что для него жизнь закончилась. Когда машина остановилась и дверь со скрипом давно не смазанных петель открылась, в узком проеме солнечного света появился военный в камуфлированном комплекте одежды и с пистолетом на боку в открытой кобуре. Это был не пистоль Жюля, а настоящий многозарядный огнестрел.
– Добровольцы, вылазь! – приказал он.
Мы, щурясь от яркого солнца, вылезли. На нас были наручники.
– Добровольцы? – прошептал Жюль и последовал за мной.
Открылась отдельная камера автозака, и оттуда вышел третий арестант, грязный и вонючий.
– Вон открытые двери ангара, – показал рукой военный, – следуйте туда.
Я быстро огляделся. Находились мы в небольшом дворе, окруженном высоким забором. Сверху забора были уложены мотки колючей проволоки. Под охраной все тех же полицейских мы пошли в ангар. Там нас распихали по разным комнатам без окон и мебели.
Вскоре открылась дверь, и все тот же военный провел меня в кабинет, где за обычным столом сидел пожилой лург, тоже в военной форме.
– Садись! – указал он на стул напротив.
Я сел, ожидая продолжения.
– Итак, мо́лодец, – начал он без предисловий, – ты осужден за насилие над девушкой. Тебе вынесли приговор десять лет каторжных работ, но, учитывая милость наших Владык, срок сокращен до года службы в доблестных вооруженных силах империи. Что скажешь?
Я не знал о приговоре и был крайне удивлен. Когда только успели?
– Скажу, что рад служить в доблестных вооруженных силах, – ответил я.
– Да-а? – удивился военный. – Это хорошо. Тогда назови свое новое имя и фамилию. В армии, сынок, ты уже не насильник с криминальным прошлым, с ним покончено, а новый лург. Уважаемый. Понял?
– Понял. Записывайте. Изя Кауф с Идифа. – Я не спорил, понимая, что это бесполезно. Единственное, чего я хотел, это отправиться на Южный фронт, где кочевал мой сундук.
– Надо же, с Идифа, – записывая мои данные в анкету, произнес военный. – Сколько лет?
– Двадцать.
– А выглядишь моложе. – Он окинул меня равнодушным взглядом. – Какую специальность имеешь?
– Повар.
– Хм, повара нам не нужны. Пойдешь в разведку. – Следующие графы он заполнил самостоятельно и подвинул мне лист. – Ну вот, все готово, подпиши.
Я поставил закорючку и посмотрел на моего собеседника.
Тот убрал лист в папку и спросил:
– Просьбы есть?
– Есть! Можно нас с братом отправить на Южный фронт?
– А мы только туда и набираем, сынок, – ответил военный и крикнул: – Золидер, забирай рекрута и тащи следующего.
Я поднялся, не ожидая команды убираться, и в дверях столкнулся с Жюлем. Был он немилосердно избит, с опухшим лицом и синяками на руках. Рукава его одежды были оторваны. Не глядя на меня, Жюль прошел в кабинет и, пошатываясь, прямиком направился к столу.
– А этот что, служить не хотел? – спросил военный, сидящий за столом.
– Да, штабфютер. Требовал адвоката. Ну мы его к адвокату и подселили, – ухмыльнулся провожатый. – Тот быстро проконсультировал клиента, и он стал сговорчивым.
– Да, адвокат свое дело знает, – проговорил мне в спину довольный штабфютер, и за мной закрылась дверь.
Я что, предоставлен сам себе? Я удивленно огляделся. Никого в коридоре не было, но стоило мне сделать шаг, как появился еще один военный – низенький, толстенький и розовощекий, как поросенок.
– Рекрут, – тоненько, но стараясь говорить командным голосом, пропищал он, – следуй за мной. Баня, обработка и переодевание.
Я пожал плечами: за тобой так за тобой. Я ни о чем не жалел. Вернее, жалел об одной своей вещи. Сумке, что осталась в полиции.
– Слышь, военный, – обратился я к розовощекому. – Заработать хочешь? Отвалю сотню дэриков.
Его поросячьи глазки блеснули.
– Что надо делать?
– Полицейские уехали?
– Нет еще. А что?
– У них моя сумка осталась. А в ней спрятано кое-что.
«Поросенок» фыркнул:
– Нашел что вспомнить. Если что и было спрятано, то давно нашли.
– Э, не скажи. Тот, кто умеет прятать, всегда спрячет. Достань ее мне, и я дам тебе сто дэриков.
– Посмотрим, что можно сделать, – проговорил он с недоверием, потоптался, решая, как ему поступить, и, когда жадность взяла верх, пригрозил: – Если обманешь, смотри, мало не покажется.
Он вышел и вернулся довольно скоро. Злобно кинул мне сумку:
– Твоя?
Я растянул рот до ушей в довольной улыбке:
– Моя.
Засунул руку и достал две бумажки по пятьдесят дэриков. Как фокусник, развернул кулак и увидел обалдевшее лицо военного.
– Но… но там ничего не было! Я проверял, – пробормотал он. Выхватил купюры и стал их рассматривать. – Надо же, настоящие! Как это у тебя получается?
– А это секрет.
– Ясно. Шулер! – сделал вывод «поросенок».
К моему удивлению, полицейские захватили мою сумку. Они пошарили в ней, вытащили монеты, а сумку отдали. Почему? Я не понимал такой щепетильности.
– Проходи в камеру, – приказал толстячок и пояснил: – На обработку. Еще не хватало вшей занести на корабль.
В камере меня обдало газом.
– Не дыши! – запоздало крикнул военный.
Я затаил дыхание, вдохнув вонючий газ, и увидел отвращение Лиана, который брезгливо посмотрел в кружку и обреченно приложился к ней. Газ вскоре исчез, будучи всосанный вентиляцией.
– Дыши! – услышал я команду «поросенка».
Специально, наверное, поздно подает команду. Издевается.
Дальше я пошел в душевую. Там меня сначала обдало мыльной пеной, потом струями горячей воды, и под окрик толстяка: «Не задерживаемся, рекрут!» – я вышел в раздевалку. На скамье лежал комплект обмундирования. Я взял куртку и хмыкнул – бывшее в употреблении.
– Слышь, военный, – обернулся я к толстячку, – давай новый комплект.
– Еще чего! – искренне возмутился тот. – Тебя в подразделении, куда ты прибудешь, переоденут в обмундирование по роду войск. Зачем тебе новый комплект?
