– Скажи как есть.
Брат невесело усмехнулся.
– Проблемы сейчас есть у всех, ты не заметил? У всех турок сейчас проблемы.
Брат служил в коммандос. Они не говорили матери, чтобы не пугать и не расстраивать ее, но это было так. А коммандос – турецкие специальные силы – приняли самое активное участие в попытке переворота 2015 года. В них было много националистов, а Султан был против национализма. По сути, тогда в трагической схватке столкнулись две турецкие идентичности – турки как нация и турки как мусульмане…
Переворот мог бы закончиться совсем иначе. Султан был в то время в горном отеле, там был какой-то экономический форум. Первым своим шагом заговорщики решили его захватить. Отряд спецназа вылетел на нескольких вертолетах, но когда вертолеты приземлились, Султана уже не было. Он покидал это место с такой спешкой, что большая часть охраны не успела уйти из отеля и вступила в бой с десантной группой заговорщиков… но Султана в отеле уже не было, его кто-то предупредил. Кто-то, кто решил, что он сначала раб Аллаха, а потом и все остальное…
Заговорщики вывели на улицы войска – и тут их поджидал второй сюрприз. Турецкий народ, турецкая улица, та самая, которая раньше была безучастным наблюдателем, с голыми руками пошла на танки и вооруженных солдат. А солдаты не готовы были стрелять в толпу, пока та не побежит. Потому что это был не Тегеран семьдесят восьмого. Времена изменились.
И третий просчет заговорщиков – изменилась Европа. Если в 1980 году она спокойно восприняла переворот генерала Кенана Эврена только потому, что он был правый и против коммунистов, то теперь Европа в принципе не была готова принимать власть, пришедшую в результате военного путча. Даже если это власть прогрессивная и проевропейская.
Несмотря на отчаянные меры отдельных людей, по оппозиционной телестанции нанесли удар боевые вертолеты – переворот провалился за два дня. Это был не Тегеран семьдесят восьмого.
Дальше была трагедия, были мечущиеся вертолеты с заговорщиками, один из которых сел даже в Греции, были массовые аресты – весь мир облетела фотография, как турецкие военные сидят на полу со связанными руками и смотрят на портрет Султана – это такое идейно-политическое воспитание по-османски. Многие пошли в тюрьму до переворота, еще больше после. Именно с того момента были омрачены отношения с Соединенными Штатами – все заговорщики были с совместной базы Инжирлик и там же они скрывались. Но самое главное – Султан больше не доверял армии. А в автократической системе власти, которую он выстроил, недоверие Первого было приговором, было пятном на всех и на каждом. И самое большое недоверие было как раз к специальным силам, где служил его брат…
– Но у всех они разные.
– Ошибаешься, – брат глубоко затянулся, – одинаковые. И у них есть имя.
– Не уверен, что я хочу его знать.
Назим решил сменить тему – про политику говорить было небезопасно даже здесь.
– У нашей Альсии новый бойфренд.
– Вот как? Который?
– ???
– Который по счету.
– Не говори так про нашу сестру. Его зовут Моше.
– Как?!
– Моше…
– Он что…
– Да. У него ресторан… недалеко отсюда… но он не израильтянин, он, кажется, американский еврей. У него гражданство США.
– Даже так…
– Я был у него в кафе. Его заведение называется «Вино и олива».
– Вино? Он что, подает вино?
– Да, это же европейская часть. Вино, кстати, неплохое…
– Не сомневаюсь…
Брат бросил окурок в колодец двора – и они оба проследили за тем, как огненная точка канула во тьме.
– Пошли в дом.
16 сентября 2020 года
Стамбул, район Левент
Утро у криминального комиссара Хикмета не заладилось – в азиатской части города произошла серьезная перестрелка. Египетская банда делила территорию с чечено-узбекской. Четыре трупа – хорошее начало работы…
Было еще темно, когда он приехал на место. Скорые уже уехали, но полицейские машины остались, и их медленно вращающиеся мигалки синими всполохами высвечивали старые стены домов. Полицейские толпились у машин, кто-то расставлял на проезжей части цифры с номерами улик…
Комиссар Хикмет вышел из машины. Болела голова. К нему подошел комиссар Бюль из местного полицейского участка.
– Я слышал, тебя повысили? Поздравляю.
– Не с чем. Что тут произошло?
– Две местные банды. Кажется, забили стрелку друг другу. Кто видел, говорят, было пять машин. Почти сразу открыли огонь. Пять или шесть автоматов Калашникова, помповые ружья. Просто удивительно, что они полквартала не перестреляли.
– А что они делят?
– Крыши. Знаешь, криминальное прикрытие.
– Знаю. А что они тут крышуют?
– Всё. Они даже мидийщиков заставили платить.
Мидийщики – это было серьезно: торговцы жареными мидиями – это целый клан, просто так тебя никто в него не пустит. И платить просто так никому не будут.
– И никто не пишет заявление?
– На чеченцев никто писать не будет: сожгут. Кроме того, они тут по-хитрому делают. Организовали благотворительное общество. Принимают взносы. Говорят – закинь себе на ахират, получишь на том свете в семьдесят раз больше. Ну а кто не закидывает на ахират, с тем будет беда. Лавку сожгут, дочь изнасилуют.
Хикмет зло ударил кулаком одной руки о ладонь другой. В свое время Ататюрк под страхом тюрьмы запретил собирать пожертвования наличными. Это правило не позволяло муллам иметь постоянную и никем не контролируемую черную кассу. Но Эрдоган отменил это правило – и вот результат.
– А египтяне?
– А они недавно появились. Говорят, что ахират, заплаченный чеченцам, недействительный. А сами чеченцы бандиты.
– А они?
– А они в Сирии сражались. На джихаде. Им Аллах откупную на все грехи дал…
Бюль достал сигарету, прикурил. Предложил комиссару, тот кивком головы отказался.
– И вот я думаю, наши идиоты все кричат, что мы империя, что есть тюркоязычный мир. И для чего все это? Чтобы к нам со всего тюркоязычного мира ехали бандиты?
Сев в машину, комиссар снова достал документы, которые скопировала для него Альсия, и начал их перебирать. Комиссар Вермеер учил – если ты видишь документы или материалы и не можешь понять, к чему они и как их использовать, – отложи и вернись к ним через день или два. За это время ты все равно подсознательно будешь возвращаться к нерешенной задаче, и, возможно, подсознание справится с ней лучше, чем сознание.
Допустим, Осман брал взятки. Допустим. Первый вопрос – зачем он купил пять квартир и все в Стамбуле?
