Я думал о том, что должен был передать.
Неонацистам в руки попало химическое оружие.
Еще десять лет назад это было бы скорее смешно. Теперь страшно.
Национализм в Турции был всегда, хотя родился он поздно, намного позднее, чем исламизм. Ярчайшим представителем национализма был Ататюрк – но он сочетал национализм с прозападной ориентацией и в целом – с разумностью. Он проводил чисто националистическую политику, не ударяясь при этом в крайности и конфликты с соседями. Но все, что есть, например, сейчас на Украине – преследования за язык, провозглашение турецкой нации единственным наследником славы османов, – все это было. Просто было давно, и уже никто не помнит. А турецкая нация осталась. Орхана Памука, лауреата Нобелевской премии по литературе, затравили за то, что он сказал, – рано или поздно нам придется признать геноцид в отношении армян и повиниться в нем. За это ему стали угрожать, попытались дом поджечь, и он был вынужден уехать. Это были националисты.
Но сейчас национализм среди молодежи вытесняется другой агрессией – радикальным исламом. Исламизированная молодежь обвиняет националистов в том, что задачу они не выполнили, страну великой не сделали. У турка-националиста не может быть ничего общего с греком, или болгарином, или сирийцем – кроме ненависти. А вот ислам – един, и он стирает границы, и он позволит восстановить славу Блистательной Порты. Националисты чувствуют, что проигрывают битву за умы и сердца, как они проиграли битву за армию, за государство, позволив взять их под контроль и не сумев совершить переворот, как бывало раньше. Теперь – они готовы на все…
Истикляль сверху похож на бумеранг, в изгибе его – старейший в городе Галатский лицей. Я шел как раз туда, мимо туристов и местных, мимо лавок и едален, оглядываясь по сторонам…
Черт, пистолет!
Он был направлен прямо на меня. И я не успевал…
Примерно в это же самое время Мустафа Хикмет остановил свой джип у деревушки Румели Фенери, это самая окраина страны. В этом месте заканчивается Черное море и начинается Босфор. Здесь же, по мнению многих, заканчиваются Балканы и начинается Азия…
Хотя на самом деле Азия начинается в головах некоторых идиотов, которые считают, что если по пять раз в день вставать на колени, стукаться головой об пол и произносить слова, которые ты не понимаешь, то из этого выйдет что-то хорошее…
Потомок имперских завоевателей, которые когда-то поставили на колени четверть Европы, кто брал Вену и угонял рабынь из-под Харькова
[19], – он стоял на границе Балкан и смотрел. Смотрел на земли, которые когда-то принадлежали им – и может, еще будут…
Главное – убить всех сербов. Это они в свое время – единственные, кто не покорился. Остальные так или иначе примут власть новой империи… потурчатся. Но этих надо всех убить.
И что-то надо сделать с Россией. Пока есть Россия – новой Османской империи не будет.
– Аль-каид
[20]? – раздалось из-за спины.
– За тобой никто не следил? – не оборачиваясь, спросил Мустафа. – Иди, закажи что-нибудь в харчевне. Я скоро приду…
Когда Мустафа Хикмет зашел в харчевню, Вахид Захар уже сидел за столом, вместе с заказом.
– Что ты заказал?
– Рыбную похлебку. С лимонным соком.
– Это хорошо…
Мустафа Хикмет взял разрезанный пополам лимон и начал давить над тарелкой, смотря прямо в глаза Вахиду Захару. Мутный сок капал в тарелку, как кровь…
– Ты хорошо все сделал, молодец. Об исполнителях позаботился?
– Они кормят рыб.
– Это хорошо…
Мустафа Хикмет положил выдавленный лимон рядом с тарелкой, принялся с аппетитом есть.
– Исполнителей для нового амаля нашел?
– Нашел.
– Покажи…
Вахид Захар передал телефон, Мустафа Хикмет посмотрел, скривился:
– Ты с ума сошел? Как таким можно доверять?
– Они прошли подготовку. Только таким и можно доверять. В отличие от вас они чисты перед Аллахом…
Мустафа Хикмет среагировал мгновенно – тарелка с супом, к которому Вахид Захар не притронулся, полетела ему на колени, он вскочил, выругался:
– Шайтан!
К ним спешил хозяин харчевни, Мустафа Хикмет улыбнулся ему:
– Мой друг был неосторожен. Принесите ему еще порцию, я заплачу…
Когда хозяин харчевни поспешил на кухню, Мустафа Хикмет показал на стул.
– Сядь. Не смей мне дерзить. И всегда помни о том, кто хозяин. Если бы не я, тебя бы расстреляли. Я и сейчас могу тебя пристрелить прямо сейчас, и мне ничего не будет. Хочешь, проверим?
– Нет.
– Нет, хозяин.
– Нет, хозяин, – выдавил Вахид Захар.
– Сядь…
Хозяин харчевни принес новую тарелку супа. Мустафа Хикмет бросил на стол купюру не глядя, хозяин подхватил ее и попятился. Он уже понял, кто к нему забрел – мафия!
– Ешь…
– Эту рыбу нельзя… харам.
– Ешь… – повторил Мустафа Хикмет.
Вахид Захар начал хлебать горячий рыбный суп.
– Сейчас я прощаю твою дерзость. Но если ты еще раз поднимешь голову, я тебе ее отрежу. Ты знаешь, я это могу…
– Да, хозяин…
– Больше не высовывайся. Я скажу тебе, когда начнем. Вместо греков приедут русисты, но так даже лучше. Аль-Мохандес
[21] все еще не уехал?
– Нет, он здесь.
– Начинайте готовить заряды. Все должно сработать одновременно, секунда в секунду. Грузовик с оружием для вас я оставлю на проспекте Мерендеса, напротив кинотеатра.
– Но там же недалеко полиция, хозяин.
– Полиция никого не тронет. Если не будете мозолить ей глаза.
Мустафа Хикмет снова посмотрел в глаза Вахиду Захару.
– У тебя красивая сестра, Вахид. Я видел ее вчера. Мой брат комиссар полиции. Как думаешь, что с ней будет, если он посадит ее в тюрьму? А так и будет, если ты вздумаешь рыпнуться. И со всей твоей семьей произойдет то же самое. Мой брат очень жестокий. Намного более жестокий, чем я…
Мустафа Хикмет выложил на стол несколько крупных купюр и встал. Потом, подумав, забрал половину себе.
– Твое жалование. Минус штраф за дерзость. Следующий раз сообщишь о ком-нибудь из своих. Моему брату надо задержать кого-нибудь, чтобы его похвалили. Сдашь кого-то – получишь эти деньги себе.
