Вахид Захар опустил взгляд.
– Вижу, ты кое-что понял. Бывай.
И хорошо, что не успел…
В последний момент я разглядел, что пистолет – у пацана, который катался на «колбасе» старого стамбульского трамвая, пугая окружающих пистолетом. Наверное, с уроков сбежал… лет десять ему.
Трамвай, тренькая, побежал дальше. Я только выдохнул и погрозил кулаком хулигану.
– Господин Баширов?
Комиссар стоял прямо за мной.
– Хорошо, что вы меня нашли…
– Вы что-то хотели сказать мне?
– Да. Есть где-то более тихое место?
Комиссар кивнул.
– Идемте.
Когда Вахид Захар несколько минут спустя вышел из харчевни, к нему подошел молодой человек, отделившийся от туристической группы, осматривавшей маяк. У него было бледное лицо островитянина и дорогой плащ.
– Это и есть ваш куратор?
– Да, это он, – в голосе Вахида Захара звучала нешуточная злоба, – за ним поехали?
– За ним проследят, – пообещал молодой человек, – а сейчас возвращайтесь…
Комиссар привел меня в местную локанту рядом с площадью Таксим, там был обычный набор турецких блюд и свежевыжатые соки. Учитывая то, что хозяин был одного возраста с комиссаром и называл его «аби-чим»
[22], скорее всего, он тут был не чужим.
Заказали по шаурме и по гранатовому соку. И то и другое здесь совершенно не похоже на то, что продают под видом этого, например, в Москве. Чудовищная конкуренция и то, что все друг друга знают, заставляют вертеться.
– Знакомое место? – спросил я.
– Я здесь вырос, на этих улицах, – сказал комиссар, – ходил в Галатский лицей, около которого мы встретились. Что вы хотели мне сказать?
– У меня есть информация, – сказал я, – не спрашивайте, откуда она. Все равно не скажу. Но она достоверная. По крайней мере, меня ничего не заставляет сомневаться в ней.
Комиссар выслушал меня со скептическим выражением лица, но, по крайней мере, ни разу не перебил. Все это было как-то… дико, что ли. Вот город, Таксим, кафе, хозяин разливает сок… и вот война, смерть, оружие массового поражения.
Мало кто задумывается о том, что между Алеппо и Стамбулом – тысяча километров по прямой, тысяча двести по дороге. От Алеппо до Анкары еще ближе. Смерть, война, ужас и кровь совсем рядом, они все ближе. И все эти люди, беззаботно гуляющие, обслуживающие клиентов, азартно торгующие, – просто не могут себе представить расхлестанную минометным огнем свою родную улицу и поставленные на попа автобусы – чтобы защитить жителей от работающих снайперов.
Но ведь когда-то и жители Алеппо не могли себе такого представить…
– Откуда вам это известно?
– Я же сказал, со всем уважением, но…
– Вы из русской мафии, так?
Ну, как сказать…
– Вы подкупили моего предшественника на посту, комиссара Османа, этими квартирами – и он закрывал глаза на ваш криминал. Имейте в виду, я закрывать глаза на криминал не буду.
– Откройте глаза, комиссар. То, что я говорю…
Комиссар предостерегающе поднял руку:
– Я прекрасно понимаю, почему вы это говорите. Бойня на свадьбе, так? Теперь вы хотите отомстить.
Я поднялся с места.
– Я сказал все, что должен был. Извините.
– Сядьте.
…
– Информация, которую вы мне передали, действительно достоверна?
– Да.
– У вас есть что-то еще? Конкретика – даты, имена, точки.
– Если будет, звонить вам?
– Да, мне.
Комиссар написал свой телефон на салфетке – визитку свою не дал. Осторожный. Нехорошо, когда у предполагаемого русского бандита найдут, к примеру, визитку полицейского комиссара, занимающегося борьбой с оргпреступностью. Могут не то подумать.
24 сентября 2020 года
Стамбул, Турция
Район Бейоглу
Если вам нужен старый, настоящий Стамбул, а не туристический новодел «олл инклюзив», лучше вам идти в район Бейоглу. А еще лучше поселиться там, снять квартиру хотя бы на две недельки…
Узкие, с большими перепадами высот, мощенные камнем улочки – порой такие узкие, что с одного балкона можно пожать руку соседу напротив. Старые и часто ободранные вывески, сушащееся на веревках белье. Многочисленные мотороллеры – потому что машина в этих переулках точно застрянет. Типичная стамбульская архитектурная «фишка» – выдающиеся, отделанные деревом и полностью закрытые балкончики – раньше такие имела право строить только элита. Время от времени встречаются и совсем уж старые, деревянные здания, которые каким-то чудом пощадили пожары и время.
Мустафа Хикмет, подполковник турецкой армии (в армии был только один подполковник моложе его), еще раз осмотрелся, не идет ли кто за ним. Не шли. А если бы и шли, то непременно заметили бы, потому что с балконов следили. Он нарезал несколько кругов – если бы за ним шли одни и те же люди, это заметили бы. Но так как за ним не шли, он отпер своим ключом подъезд и начал подниматься по старой, еще стальной лестнице.
На четвертом этаже он постучал в дверь. Ему открыли.
– Здравствуй, брат…
Вместо ответа встречающий протянул ему руку, а Мустафа не пожал ее, а как бы провел своей ладонью с немного скрюченными пальцами по ладони брата. Потом они совершили еще одно приветствие – обнялись, но не поцеловались, а как бы несильно стукнулись головами бок о бок.
Все это были приветствия Серых волков…
Серые волки – Боз Курт – были важнейшей частью турецкого «глубокого государства» – это явление как раз было придумано в Турции. Они были отражением агрессивной и болезненной реакции турок на состояние дел в Османской империи периода ее конца. Турки ведь берут начало из внешне ничем не примечательного кочевого племени, происходящего с современной территории Сирии (именно там находится гробница Сулейман-шаха, деда Османа Первого, легендарного основателя империи). За короткий исторический срок им удалось создать империю, простирающуюся от предместий Вены до Оманского полуострова. Султан считался вождем всех правоверных, он был покровителем Святых земель, мечети Аль-Харам. Его портреты висели, например, на стенах домов мусульман в Британской Индии, они считали его своим вождем
[23]. При этом основой империи считался ислам. А ислам отрицает национализм, в шариате про националистов сказано бранными словами, а в конце сказано – предупредите их, а если не прекращают – убейте их. Ислам позволил объединить некогда разрозненные племена в единый кулак, но к концу империи представители многих завоеванных народов стали принимать ислам и переселяться в центральные районы империи, заводить там торговлю. Империя и сама брала с покоренных народов налог кровью – мальчиков, которых заставляли принимать ислам и из которых потом вербовали и военных и чиновников для султана. Соколлу-паша, один из известных великих визирей периода упадка, был сербом по крови, принявшим ислам, а стал вторым после султана человеком в Турции. Все это вызывало глухое недовольство и ропот «коренной национальности» – тех самых турок, которые стояли у основ империи и ради которых все, собственно, и делалось. Теперь им не было места в собственной столице! Этим было обусловлено и восстание младотурок, покончивших с властью султана, и Ататюрк, и то, что Ататюрк принял парадоксальное и несвоевременное на первый взгляд решение, – перенести столицу из Константинополя в провинциальную Анкару. На самом деле все было правильно. Анкара была неуязвима для нападения с моря, а у новорожденной Турции почти не было флота, чтобы ее защищать. И новую столицу строили турки и для турок – как ответ космополитичному Стамбулу, где большинство составляли греки и армяне, открыто говорившие туркам – это мы открыли ворота вашему войску в 1453 году
[24]. Если бы не мы, вас бы тут не было, вы у нас всего лишь гости.
