Кто-то постучал в ставни закрытого по случаю футбола кафе.
Ставни приоткрылись, и кто-то передал изнутри автомат…
26 сентября 2020 года
Цюрих, Швейцария
Штаб-квартира ФИФА
Футбол – это бизнес. Как и любой современный спорт.
В футбольном бизнесе, как и в любом другом, есть потребитель. И, как и в любом другом бизнесе – потребитель всегда прав.
Но есть ситуации, когда не до потребителей.
Исполком ФИФА – футбольной федерации – собирался спешно, как только стали известны результаты матча «Спартак» – «Салоники». Помимо собственно футбольных были и другие – человеческие жертвы. Трое убито, еще несколько при смерти, более пятидесяти человек ранено. Драка уже вошла в историю европейского футбола как одна из самых кровавых, но в этот раз было еще кое-что.
Впервые было применено огнестрельное оружие. И это был край. То, чего нельзя прощать. Никак.
Но было и еще одно обстоятельство, которое надо было учитывать. Политическое.
Все понимали разницу между «Спартаком» и ФК «Салоники». «Спартак» – просто еще один европейский клуб. Который может раскидать по три десятка миллионов евро на трансфертном окне, а то и по пятьдесят миллионов. А вот ФК «Салоники» – это дело другое. Этот клуб происходит из Стамбула, его оттуда выгнали вместе с болельщиками. Его болельщики – люди бедные, им терять нечего совсем. Кроме клуба. И его побед. Символические победы над врагами в футболе – это все, что им осталось взамен реальных побед.
И если «Спартак» переживет и это поражение, и любое другое, то с «Салониками» дело плохо. Им нечего терять, кроме гордости за футбол и за клуб. И если у них отнять и эту гордость – они могут захотеть доказать, что они еще могут, еще существуют, другим способом. Например, устроить кровавую бойню на очередных выборах в нищей, опущенной международными банкирами до предела стране. Или взяться за оружие и пойти выяснять, кому принадлежит Бывшая Югославская Республика Македония – БЮРМ. Или Северная Албания, по которой тоже есть территориальные споры, а с той стороны готовы к бою албанские кланы, которые претендуют аж на Сицилию. И все покатится по кровавой колее. Опасно отнимать у людей последнюю гордость. Очень опасно.
Это, кстати, не понимали русские. Почему их шпыняют на каждом шагу, а негритянские атлетки, например, все со справками об астме, принимают запрещенные препараты, и никто и в ус не дует. Потому и не дует, что негры. Нет у них никаких других побед, кроме этих, так пусть эти будут, хоть и не совсем честные. Лучше так…
Но только использование автомата Калашникова резко выбивалось из правил игры. Очень резко…
– Герр Штумберг…
Старший спортивный юрист, работавший на ФИФА, доктор Герхард Штумберг зашел в кабинет, вставил в компьютер диск…
На экране появились кадры побоища, которое уже окрестили «красным матчем» и «матчем ненависти».
Юристы смотрели это молча. Потом один спросил:
– Мы и это будем показывать?
Доктор Штумберг не ответил, хотя для себя он уже все решил.
– Все, начинаем разбор матча. До утра нам надо представить полный доклад…
Записей было много.
Экстренное заседание исполнительного комитета ФИФА было назначено на утро, но еще поздней ночью основные его члены собрались, чтобы выработать согласованную позицию. Только скандала и не хватало на исполкоме.
– Итак, герр Штумберг… прошу.
– Господа, я изучил судейство матча по записи. Двадцать семь серьезных нарушений. Из них двадцать пять в пользу «Салоников».
Наступило тяжелое молчание.
– Кто обслуживал матч?
– Риме, из Бельгии.
Все поняли без слов – опытный судья. Такое количество ошибок он мог допустить по двум причинам – либо подкуп, либо он, как и все, испугался и хотел просто выбраться из города живым.
Судя по тому, что произошло после матча, – не зря боялся.
– Хорошо.
Президент ФИФА посмотрел на членов исполкома, приглашая высказываться.
– Мы не можем дисквалифицировать греков, – сказал представитель британской федерации футбола, – так мы потеряем греческую федерацию и подадим неправильный сигнал русским. Это поддержка Путина.
– Неправильный сигнал мы подадим, – ответил немецкий представитель, – если оставим все так, как есть.
– Это не футбол, – высказался и итальянский представитель, – это бандитизм.
– Переигровка? – задумчиво сказал британец. – На нейтральном поле? Возможно, без болельщиков.
– Так мы накажем обе команды. А надо одну.
– К тому же слишком плотный график. Переигровка его нарушит. Нейтрального поля тоже нет, надо искать.
– Ради бога…
– Ради бога, Джон, ты что, не видишь?
– Я все прекрасно вижу! И ты прекрасно знаешь нашу политику! Мы не имеем права встать на сторону России. Ни в чем.
– Нет, не знаю. Мы слишком долго снисходительно относились к командам второго и третьего мира. Пусть победят… уравняем шансы. Но это слишком!
– Это слишком, – высказался и испанский представитель, – было применено оружие. Дальше только оружие на трибунах.
– Матч ненависти, – напомнил серб, – у нас это было.
Знаменитый матч ненависти в Загребе в девяностом – тот, кто это видел, тот никогда не забудет. Играли две команды – из Белграда и из Загреба. Сначала началась драка на поле, потом с обеих сторон болельщики выбежали на поле, и началась драка всех на всех – футболистов, болельщиков… всех. Потом разъяренная толпа выхлестнула на улицу – бить, жечь, громить. Утром Загреб было не узнать – перевернутые и сожженные автомобили, подожженные трамваи, разгромленные кафе. Некоторые историки считают именно матч ненависти началом открытого военного противостояния в бывшей Югославии.
А всего через несколько месяцев некоторые из тех, кто тогда дрался в Загребе, уже убивали друг друга в Вуковаре.
– И что? Ты хочешь, чтобы то же было в Греции?
– Нет, – представитель сербской футбольной федерации встал, – но я иногда думаю, а что было бы, если бы нас тогда наказали? Серьезно наказали, как надо. Ведь за тот матч так никто и не был наказан. Каждый разошелся со своей правдой и со своими ранеными и искалеченными. Пошел домой за ружьем, за автоматом. Какого черта, если за палки, за камни, за ножи никто не наказал? Почему бы не сделать больше?
…
– Может, если бы нас тогда остановили, этого всего не было бы?
Все молчали. Молчание прервал звонок телефона президента ФИФА. Тот послушал, ничего не сказав, отключил телефон.
– Еще один болельщик умер в больнице, – сказал он, ни к кому не обращаясь – Голосуем.