Борька прибежал сегодня из магазина с новым костюмом в пакете — и чуть не расплакался: прости, говорит, что-то я с дурной головы про тебя забыл. Полчаса уговаривал тоже в магазин за обновкой пойти, деньги в карман совал, мало ли, говорит, как вечер покатит, пригодятся…
Он пошарил по карманам. Да, вот. Еще и пуговка на кармане аккуратненько застегнута. Чтоб я, значит, не выронил. Ох, что-то много… Откуда у Борьки столько? Ах да, ему же этот, как его, Босс заплатил…
Около Глеба притормозила машина. Водитель опустил боковое стекло.
— Заблудился, выпускник? — весело спросил молодой водитель, приспустив боковое стекло. — Садись, подброшу. Транспорт еще не скоро поедет.
«Это кстати», — подумал Глеб и уселся.
— У меня деньги есть, — зачем-то сообщил он. — Сколько будет стоить?
— Ну, это смотря куда. Может, ты в Лас-Вегас собрался. Или, на худой конец, в Париж, — парень засмеялся. — Брось. Я же сам предложил тебя подбросить. Сегодня катаешься бесплатно. Устал ведь, небось, всю ночь на ногах?
— Есть немного, — согласился Борис.
— Троек много в аттестате? — с непонятным интересом расспрашивал водитель.
— Ни одной.
— Ух ты, отличник получаешься? — восхитился парень. — Медалист?
— Нет, только хорошист.
— А я двоечник был, — мечтательно протянул шофер. — Ничего, выправился. Жизнь — она такая, она все двойки исправляет. Ну, или, если двойки исправлять не желаешь, вычеркивает тебя отовсюду.
«Вот и у меня опять двойка, по поведению, — подумал Глеб. — Как же мне от этой моей любви подлой отвязаться? Спросить, что ли, у этого парня? Вроде не дурак и не бука какой-нибудь. Что я теряю?»
— А можно я вопрос спрошу? Только не смейтесь, это серьезно. Мы ведь с вами вряд ли когда-нибудь еще увидимся, поэтому…
Водитель хохотнул:
— Про любовь, небось?
— Что, так заметно? Так можно?
— Да спрашивай, я не гордый. Только специалист из меня по этой части — как из валенка гранатомет. Я уже дважды разведенный, учти.
— Ну, может, это и к лучшему. Потому что мне тоже нужно… Как бы это объяснить… Вот у меня есть брат…
— Стоп, дальше можешь не продолжать, — остановил его водитель. — Дальше я сам расскажу. У брата есть девушка, и у них все по полной программе. А ты в эту девушку тоже влюблен. Отсюда тайные страдания и все такое прочее, — покосившись на Глеба, он спрятал усмешку. — Ну как, угадал?
Глеб ошарашено кивнул:
— Точно. И что мне теперь делать?
— Да ничего, — водитель пожал плечами. — Все само рассосется. Просто ждать. Это сейчас тебе кажется, что необходимо все в пять минут разрулить, иначе — пропасть. Жизнь — она гораздо длиннее, чем пять минут. Во сколько-то там тысяч раз длиннее, потом посчитаешь. У тебя дело по жизни какое-нибудь есть? Типа любимое дело? Кем быть собираешься или хобби?
— Есть, — улыбнулся Глеб. — Я рисую. Это и работа будущая… ну, наверное… и хобби, и вообще…
— О! Отлично! Вот и рисуй. Рисуй себе до потери пульса. Это тебя отвлечет.
Глеб вздохнул:
— Я удержаться не могу — ее все время рисую.
— М-да. Этого я не учел, — водитель покрутил головой. — Может, тогда тебе в интернет с головой нырнуть? Чаты там всякие, фейсбуки, «Одноклассники»…
— Не, — Глеб сморщился. — Не люблю я это дело. Скучно там. Бла-бла-бла сплошное, ах, котики, ох, погода плохая. Реального ничего нет.
Парень пожал плечами:
— Ну, тогда страдай дальше. Пока само не рассосется. Потому что оно рассосется, это я тебе точно говорю. Жизнь длинная, вот и живи, как живется. Только брату не говори ничего и девушке этой тоже. Поверь, ничего хорошего из этого не выйдет.
— Пока я так и делаю, — вздохнул Глеб. — Про ничего хорошего — это-то я понимаю. Значит, буду и дальше стараться… Ну, вот я уже почти дома, здесь пешком дойду.
Машина встала, Глеб выбрался наружу:
— Спасибо, что подбросили, — протянув руку к водительскому окну, он почувствовал неожиданно крепкое пожатие. Это он меня подбадривает. — И за слова ваши еще раз спасибо, — добавил он после секундной паузы. — Я, наверное, просто тороплюсь жить. Хочется, чтобы все сразу… Спасибо вам. Как-то легче стало.
— Не за что! Не грусти, выпускник. И главное, на стакан не бросайся. С горя бывает. Но не надо. Это только с виду они стеклянные.
— А на самом деле? — удивился Глеб.
— На самом деле они — бездонные. Проверено. Бывай!
Машина резко взяла с места.
Квартиру заполняла тишина — теплая, мягкая, спокойная. То ли нет никого, то ли все спят уже — неужели Борька раньше него вернулся?
Пробираясь на цыпочках мимо родительской спальни, Глеб хотел прикрыть полуотворенную — сквозняком, должно быть — дверь, взялся за ручку и… увидел.
Струившийся в распахнутое окно рассвет обрисовывал каждый изгиб обнаженного тела, делая его похожим на античные статуи и одновременно как будто бесплотным. Словно это не Алена лежала там, посреди сбитых простыней, на плече у Бориса, а лишь видение, греза, сон…
Глеб не знал, сколько он простоял так, застыв у полуоткрытой двери. Не знал даже, как оказался в своей комнате. Во всяком случае, когда раздался телефонный звонок, он был именно там.
Звонила мать.
— Да, мам, — промычал он в трубку нарочито сонным голосом. — Да дома я, дома! Сплю! — за стеной скрипнула кровать, послышался испуганный шепот. — Нет, не знаю, когда пришел. Сплю я! Да, мам, я выпил шампанского! Да, много. Поэтому и сплю, чего мне еще делать? Вы сами когда явитесь? Через час? Меня не будить, и Борьке то же самое передайте, когда он найдется. Все, целую.
Выключив телефон, Глеб прислушался. Сперва все вокруг заглушал стук собственного сердца, и очень хотелось завыть в голос. Он прикусил руку — больно. Из прихожей доносились стуки, шорохи, шепот. Потом хлопок входной двери — и все стихло. Выждав несколько минут, он выглянул — в квартире было пусто.
«Вот и отлично, — думал он со злостью, — вот и распрекрасно». Теперь он знает, что делать. И побыстрее, надо успеть уйти, пока родители не вернулись.
Анджела взяла трубку, когда Глеб уже потерял счет накатывающим в ухо длинным гудкам.
Гудков после десяти Анджела наконец взяла трубку.
— Какого черта? — неразборчиво буркнула она. — Кому я в такое время…
— Это Глеб, — довольно сухо сообщил он. — Ты где?
Вообще-то он знал, где она. Анджела сегодня ему про это все уши прожужжала. Что к ним домой родственники нагрянули, поэтому она живет пока у тетки, а тетка с дачи не вылезает, у нее там коза с козлятами и прочие индюки с петухами. Поэтому Анджела живет вполне себе одна, как большая и взрослая. Потому что родители знают, что она не такая, как разные некоторые. «Знаем мы, какая ты не такая», — злорадно думал Глеб, слушая сонный голос, многословно, но явно радостно объяснявший, где и в какую сторону надо свернуть.
