— Нет, — захрипел он, — мое!
Тугая сила перехлестнула через края черной дыры, растеклась в стороны, тесня чернокнижника, и распалась на отдельные прозрачные куски, колыхающиеся во тьме. Один из них собрался в плотную фигуру и скользнул навстречу чернокнижнику.
— А вот и нет, — произнесли сами по себе губы Коха. — Это — мое.
Прозрачная фигура налилась цветом и превратилась в жилистого человека в разорванных белых брюках и грязной рубашке. Его лицо было мрачным, а серые глаза, отливающие металлом, смотрели твердо и зло.
— Сгинь! — завопил Кох. — Твое место там, внизу! Я получил власть над тобой, сопляк!
— Ты не знаешь эту песню, — шепнули непослушные губы захваченного тела. — И Шульц не знал. Ее помнил только Сенка… Но для него было слишком поздно.
— Какая песня! Что ты несешь?
— Все ищут кого-то. Кто-то хочет использовать тебя. Кто-то хочет, чтобы ты использовал его. Ты ее не знаешь. Но знаю я.
— Нет, — крикнул Кох, отчаянно пытаясь пошевелиться. — Ты слаб! Ты не заслуживаешь этого тела. Я уже победил тебя, и сделаю это еще раз!
Собравшись с силами, он ударил стоявшего перед ним охотника, пытаясь зашвырнуть его обратно в колодец — так же, как сделал это минуту назад с крохотным огоньком. Фигура человека лопнула, распалась на прозрачные бесформенные куски, присоединившись к остальным кляксам, медленно вращающимся у входа в черный провал.
— Ты был нужен мне, — шепнули губы сами по себе. — Ты знал, что нужно делать. Я использовал тебя, хотя ты думал, что используешь меня. Но теперь все кончено. Вернись туда, где твое место.
— Оно здесь! — крикнул чернокнижник. — Сгинь навеки!
Он снова ударил по прозрачному куску силы, заставив его разлететься мелкими каплями. Толкнул еще раз и еще — бешено, отчаянно, с той яростью, с которой пробивал путь наверх, к этому живому телу. Призрачная фигура разлетелась сотней капель, и потянулись к центру провала. Кох снова выплеснул свою ярость, пытаясь разогнать их в стороны, но они продолжали объединяться, и, через миг, слились в единый огромный бесформенный ком. Тот самый, что поднимался из черной бездны. Теперь он превратился в прозрачное лицо охотника. На нем не было злобы или ярости. Скорее — печаль.
— Ты лишь тень прежнего Коха, — беззвучно произнес он. — Искалеченный обрывок его сознания, осколок памяти, злой дух, одержимый ненавистью ко всему живому. Ты так и не понял самого главного. Того, о чем сразу бы задумался настоящий чернокнижник. Он бы первым делом поинтересовался, откуда взялось такое неуязвимое тело и почему именно в нем открылось окно в мир живых.
— Оно — мое! — взвизгнул Кох, извиваясь на месте так, что затрещали кости. — Мое!
— Последний шанс, — прошептал огромный шар и раздался в стороны.
В его центре появилась черная воронка. Медленно крутясь, она развернулась перед духом, затягивая его в свои глубины — в тот самый колодец, из которого он недавно выбрался.
— Пройди на ту сторону, — сказали губы живого тела. — И покойся с миром.
— Нет! — в ярости выдохнул Кох. — Никакого мира! Только война!
Он собрал остатки сил и ударил в центр бури. Воронка смялась, лопнула, и прозрачный шар распался. Ликующий чернокнижник, смеясь, ударил снова. Но прозрачные куски лишь расступились в стороны, принимая очертания людских силуэтов. Молодой парень в очках, китаянка в зеленой робе, старик, в кожаном плаще и ковбойской шляпе — они все были здесь. Сквозь их призрачные фигуры проглядывали другие. Десяток, нет, дюжина, две дюжины! Они стояли строем, немые, укоризненные, подчиненные чужой воле. Воле охотника со стальным взглядом, появившимся прямо перед Кохом.
Чернокнижник собрал свои силы в черное копье и нанес удар — прямо в грудь проклятому духу, собравшемуся вернуться в свое тело. На этот раз охотник не отступил. Он вскинул руку, и копье из жизненной силы Коха зависло перед ним, гудя от сдерживаемой ярости.
— Я вспомнил еще не все, — медленно произнес призрачный охотник, поднимая голову и пронзая Коха стальным взглядом. — Но память… Постепенно возвращается ко мне.
Его глаза полыхнули огнем, из глазниц заструился черный дым, расплываясь в пустоте подобно чернилам в банке с водой. За спиной охотника раскинулись огромные крылья и тени, окружавшие его, прыснули в разные стороны, как от вспыхнувшего огня.
— Мертвое должно оставаться мертвым, — прогрохотало существо. — Тебе не место в этом мире. Уходи.
Оно вскинуло руки, и тугая волна силы притянула Коха в объятья крылатого монстра. Чернокнижник завизжал что было сил, чувствуя, как призрачные руки прожигают его насквозь, заставляя таять, словно иней на солнце. Он вопил и задыхался, обращаясь в ничто, в дымку, в призрачный туман… Вопил, пока не кончились силы. А потом — исчез.
Кобылин распахнул глаза и медленно выдохнул. Высоко над головой раздался приглушенный рокот грома, все здание вздрогнуло, с потолка посыпалась белая пыль.
Алексей пошатнулся, но устоял на ногах — он, оказывается, цеплялся обеими руками за перила, покрытые сеткой трещин. Сердито отдуваясь, Кобылин медленно отлепил руки от деревяшки, взглянул на скрюченные пальцы, сведенные судорогой. Покачнулся. Опустил глаза.
Черные дыры на рубашке налились темной влагой, словно раны начали кровоточить, да вдруг передумали. По бедру стекал теплый ручеек, но он уже начал впитываться в ткань. Кобылин чувствовал боль — во всех ранах, царапинах, ссадинах. Он знал, что они кровоточат — как всегда, открываясь в тот самый миг, когда он в своих воспоминаниях забирался слишком далеко. Он сделал что-то. Что-то из прошлого, что едва не стоило ему жизни. Опять.
Покачнувшись, Кобылин снова ухватился за перила и замер, пытаясь восстановить силы. Холодный ветер гулял за его плечами, кто-то шептался за спиной, и сквозь тихие голоса пробивался тонкий и звонкий голосок. Выкрикивающий знакомое имя.
— Не сейчас, — отрезал Кобылин. — Хватит.
Он опустил веки, сосредоточился, и черная дыра в его сознании исчезла — резко, словно захлопнулась дверь. Вокруг сразу потеплело, а боль отступила, царапаясь теперь только в глубине затылка.
Открыв глаза, Алексей шумно выдохнул, мотнул головой, разминая шею. Плохо. Чертовски плохо. Это было… Опасно? Глупо? Паршиво? Стремно? Безумно? Все вместе взятое? Не в силах подобрать нужное слово, охотник тяжело вздохнул, оттолкнулся от перил и поднялся на последнюю ступеньку.
Он быстро осмотрел мертвые тела охранников, бросил взгляд на закрытую дверь, коснулся пальцем карточки, висевшей на шее. Там, за дверью, приглушенно грохотали выстрелы. Но Алексею казалось, что он должен был вернуться. Но не сюда. Он должен был вернуться… За кем-то?
— Ленка, — шепнул Кобылин, вспоминая расплывчатые женские фигуры за мутным стеклом. — Вот дура! Зачем?!
Он вскинул голову, заглянул в лестничный пролет, туда, откуда совсем недавно раздался женский крик. Потом выхватил из-за пояса пистолет и рванул вверх, перепрыгивая по две ступеньки за раз.
