— Куда лезешь, — лениво бросил парень, и его зрачки вдруг рывком расширились, превращаясь в темные пятна.
Он выронил свою трубочку и та, звеня и громыхая по кафелю, ускакала за урну. Развернувшись, парень рванулся к дверям, влепился в них всем телом, так что створки затряслись. Отскочил, рванул на себя дверь, распахнул ее и стрелой нырнул открывшуюся черную щель.
— Маленький, да? — выдохнул Казак, спускаясь по ступенькам следом за Кобылиным, — не страшный, да?
За ним следом шли Саня и блондин. Парень с сигаретой, увидев эту процессию, попятился, примирительно поднял руки.
— Ребят, не надо нагнетать, — сказал он. — Если есть претензии, могу позвать менеджера…
— Он не в теме, — коротко сказал Кобылин. — А вот тот щуплый наверняка что-то знает.
Он шагнул вперед, резко распахнул дверь. Из темноты, разрываемой вспышками света, ему в грудь ударила тяжелая волна музыки.
— О, ну ты то туда не лезь, — выдохнул парень с сигаретой. — Людей еще там только не хватало…
Кобылин медленно обернулся, смерил парня в куртке тяжелым взглядом. Его нижняя челюсть шевельнулась, словно перекатывая невидимую зубочистку из одного угла рта в другой.
Оборотень выронил сигарету, вжался спиной в стену, пытаясь отодвинуться от взгляда прозрачных глаз, сквозь которые, как сквозь дыры в стене, проглядывало что-то темное и живое.
— Ребят, я, правда, не в теме, — проскулил он, — не знаю, что у вас за дела, но…
— Отдохни, — мягко сказал Казак.
Кобылин отвернулся. Когда раздался громкий шлепок и грохот упавшего тела, он шагнул в темноту.
На долю секунды он сразу оглох и ослеп — всплеск музыки и света напоминал взрыв артиллерийского снаряда. В уши ударил раскатистый гром гулких барабанов техно, а ослепительный вспышки стробоскопов вылетали из темноты зала как очереди трассирующих пуль.
Алексей, пригнувшись, скользнул правее, к плотной массе, колыхавшейся наподобие морских волн. Тела, сотни тел раскачиваются во мраке, под грохот барабанов и разноцветные вспышки. Они крутятся, вскидывают руки, сталкиваются, расходятся в стороны.
Глаза привыкли к темноте, стробоскопы заткнулись, из-под низкого потолка упали сине-зеленые лучи, на лету превращаясь в трехмерные картинки, и Алексей, наконец, смог окинуть зал быстрым взглядом.
Он был достаточно велик, размером не меньше школьного спортивного зала. Только потолок пониже — множество балок, затянутые паутиной железных направляющих и увешанные фонарями. Слева в темноте белеет стена с мерцающими в темноте рисунками граффити. Справа — огромный помост в рост человека, на котором стоят ряды колонок, прикрывающие пульт диджея. А в центре — волнующееся море из танцующих тел. Кобылин прикусил губу — в этой проклятой мешанине не найти даже слона, не то что сбежавшего оборотня. А время уходит.
Отчаявшись, Алексей присел до самого пола и подпрыгнул — как можно выше. Он взлетел над беснующейся толпой, полоснув взглядом по мельтешившим головам. Словно ребенок, пытающийся разглядеть что-то интересное, заслоненное от него спинами взрослых.
Краем глаза он уловил движение справа, у сцены. Какое-то несоответствие, выбивающееся из общего ритма толпы. Поэтому, едва приземлившись, снова подпрыгнул.
На этот раз ему повезло — вспышки не резали глаза, а около помоста-сцены было достаточно светло. Он увидел то, что хотел — оборотня в рубашке, пробиравшегося вдоль сцены сквозь толпу. Там она была не такой плотной, как в центре, и у парня был шанс пробраться мимо беснующихся танцоров. Он протискивался сквозь них как юркий кораблик, плывущий против течения и оставляющий за собой след на волнах.
Приземлившись, Кобылин качнулся на носках мягких, идеально сидевших на ногах, кроссовок. Парень явно направлялся к дальнему концу сцены, в самый темный угол. Бежать за ним, в обход толпы? Нет, это слишком долго, оборотень уйдет. Быстрее всего — наперерез, рвануть через центр зала. Тогда можно будет перехватить его у самого угла. Но придется протискиваться сквозь ревущую и толпу, сквозь плотную массу тел из людей, оборотней, и прочего неведомого зверья.
Тигры, сидевшие за плечами Кобылина, беспокойно шевельнулись. Он знал, что может пройти через толпу. Разбрасывая тела и сея смерть каждым ударом. Перед глазами вспыхнула картина, — вот он вламывается в живую стену, расшвыривает ближайших тварей. Срубает ударом в горло одного, сшибает с ног другого, на него наваливается сразу двое, а он идет дальше, оставляя за собой тела. Его глаза пылают, на щеках брызги чужой крови. Он идет и — опаздывает. С руками по локоть в крови, утоливший жажду смерти, победивший, но так и не приблизившейся к цели.
Кобылин с тоской глянул в дальний угол и мотнул головой, отгоняя тигров, выпустивших когти. Кто-то шевельнулся за его спиной, Алексей оглянулся и увидел рыжего оборотня, пытавшегося что-то сказать. Музыка заглушила его слова, но вид встревоженного Сани внезапно всколыхнул в душе Кобылина холодную ярость. Его собственную. Принадлежащую только ему. Обжигающую так, как мог бы обжигать уголь, если бы был сделан изо льда.
— Не отставайте! — крикнул Кобылин, улыбнулся, и бросился к толпе.
Сделав пару широких шагов, он подпрыгнул, оперся о чью-то руку и взлетел над качающейся толпой. Ноги сами нашарили опору, сделали шаг, другой — и Кобылин побежал по толпе, по мягким плечам, спинам, рукам и возмущенно орущим головам. Он не думал о том, куда ставить ноги — просто ставил и все, пожирая глазами белую рубашку сбежавшего оборотня, мелькавшую уже возле конца сцены. Главное — не останавливаться. Бежать было легко — ничуть не труднее, чем скакать по скользким бревнам, крутящимся в ледяной воде северной реки во время сплава леса. Это было, как идти по качающимся и хрустящим льдинам во время ледохода. Не труднее, чем прыгать по мясистым широким листьям цветов, наглухо затянувших русло тропической реки. Листья ломкие, хрупкие, проминаются под голой пяткой, и останавливаться нельзя, любая пауза грозит…
Голой пяткой?
Кобылин вздрогнул, отвел взгляд от цели и замешкался, пытаясь справиться с воспоминаниями. Его нога тут же провались вниз, и он плюхнулся животом прямо на чью-то голову. Краем глаза увидел, как далеко позади, разлетаются в разные стороны тела. Сквозь толпу кто-то шел — сильный, мощный, прущий вперед как бульдозер, раздвигающий все на своем пути. Кто это был, Кобылин не успел увидеть, потому что человек под его тяжестью упал, Алексей рухнул на него, а сверху навалился кто-то еще, тяжелый и мягкий.
Барахтаясь под телами разъяренных танцоров, Алексей лишь крепче сжал зубы. Нащупав рукой шершавый пол, он оттолкнулся, ужом выскользнул из кучи-малы, — как борец выскальзывает из захвата на ковре. Поднимаясь на ноги, обеими руками швырнул кого-то в сторону, пихнул локтем другого. Кто-то вцепился ему в горло обеими руками, продавливая острыми когтями кожу. Алексей ударил снизу в голову кулаком, добавил коленом, схватил за плечи, швырнул гада себе под ноги, оттолкнулся от него, как от трамплина, и снова взлетел над толпой, оставив в чужих руках клочья разорванной спортивной куртки.
