А если ему повезет еще больше, то они все еще в аэропорту – может быть, в зале прибытия.
Проктор добежал до джета и, перепрыгивая через две ступеньки, поднялся по трапу. Пассажирский салон был пуст, но дверь в кабину – открыта. В левом кресле сидел человек в пилотской форме. Он записывал что-то в блокнот.
Проктор ворвался в кабину, ухватил пилота за лацканы и поднял с кресла.
– Вы вели самолет из Шеннона? – спросил он.
Человек удивленно моргнул:
– Какого черта?..
Проктор еще крепче ухватил его за ворот, усилив давление на шею:
– Отвечайте на вопрос.
– Я… и еще один, – сказал пилот.
– Кто другой?
– Он уехал из аэропорта час назад. Он уже сделал заявление. И я тоже.
– Заявление?
– О трагедии. – К пилоту возвращалось самообладание. Он явно был американцем. – Кто вы?
– Вопросы задаю я, – отрезал Проктор. – О какой трагедии? И кто были ваши пассажиры?
– Их было двое. Мужчина и женщина.
– Имена?
– Они не пожелали назваться.
– Опишите мне их.
– Мужчина приблизительно вашего роста. Худощавый. Ухоженная бородка. Странные глаза – разного цвета. – (Пауза.) – На одной щеке шрам.
– А женщина?
– Молодая, лет двадцати с небольшим. Темные волосы. Хорошенькая. Вообще-то, я ее почти не видел. Она была пьяна.
– И все? Только двое?
– Да. По крайней мере… сначала.
Проктор еще сильнее сжал его ворот:
– Что значит «сначала»? И что там насчет трагедии?
Пилот помедлил:
– Ну… дело было в женщине.
– Что с ней? – спросил Проктор. – Что случилось с женщиной?
Пилот опустил глаза, потом снова посмотрел в лицо Проктору:
– Она умерла во время полета.
8
– Умерла? – сказал Проктор. – Умерла?
На мгновение перед его глазами появилась красная пелена. Его охватило желание искалечить этого человека – такое с ним случалось только раз или два в жизни, при крайней опасности и угрозе физического насилия. Ему пришлось напрячь всю силу воли, чтобы не смять трахею этого человека.
Огромным усилием воли он подавил свой позыв. Этот человек был просто мальчиком на посылках. Он мог сделать кое-что получше, чем умереть: он мог предоставить информацию.
– Расскажите мне, что случилось, – попросил Проктор тихим голосом.
Пилот с трудом проглотил слюну. Лицо у него посерело, покрылось потом, словно он вдруг понял, какая ему грозила опасность.
– Я почти ничего не знаю, – ответил он. – К сожалению, мало что могу вам сообщить.
– Скажите то, что знаете.
– Он не выпускал нас из кабины.
– Кто?
– Этот человек. Человек, который зафрахтовал самолет.
– Человек со шрамом?
Пилот кивнул.
– Что еще?
Человек снова проглотил слюну:
– Неприятности начались после нашей посадки в Акжужте. Я дремал в кабине. Марк – второй пилот – разбудил меня. Я увидел, как в самолет села другая девушка. Потом я услышал крики, звук тяжелого удара. И вот тогда… – Он помолчал. – Этот человек вошел в кабину и сказал, чтобы мы взлетали и оставались в кабине до посадки здесь, в Намибии. Он дал нам утки, сказал, чтобы мы пользовались ими, если понадобится.
Похоже, пилот увидел что-то в глазах Проктора, потому что слова посыпались из него как горох:
– Послушайте, я ничего не видел. В Шенноне она вошла в самолет на своих ногах. А когда мы приземлились здесь, ее увезли на каталке. – (Пауза.) – Когда мы пошли на посадку, он… проинструктировал нас. Что говорить официальным лицам, я имею в виду. Он сказал, что у нее всю жизнь были проблемы с сердцем. Смерть на больших высотах – это иногда случается.
– А блондинка? Кто она такая, эта блондинка?
– Не знаю. – Пилот покрутил головой. – Вы не могли бы отпустить немного?
Проктор ослабил хватку.
Пилот кивнул в сторону лобового стекла кабины:
– Вон он. Официальный представитель, который опрашивал нашего пассажира.
Он показал на невысокого человека лет шестидесяти, в форме. Тот стоял под осветительными приборами у терминала, в центре небольшой группы людей.
– Уж он-то знает больше всех, – сказал пилот.
Проктор посмотрел на него долгим тяжелым взглядом. Потом толкнул его назад в пилотское кресло и быстро вышел.
Когда Проктор подошел к группе, официальный представитель взглянул на него устало, но доброжелательно. У этого человека очень короткие, жесткие белоснежные волосы. Увидев Проктора, остальные отошли в сторону.
– Goeienaand
[7], – сказал человек.
– Goeienaand, – ответил Проктор. – Мое naam – Проктор.
Он знал, что, хотя официальный язык в Намибии английский, большинство людей более бегло говорят на африкаансе – языке, который он немного изучил, участвуя в разных секретных операциях.
– Praat Meneer Afrikaans?
[8] – спросил человек.
– Ja, ’n bietjie. Praat Meneer Engels?
[9]
– Да, – ответил человек, переходя на английский с заметным акцентом.
– Baie dankie
[10]. – Проктор указал через плечо на «бомбардир». – Я по поводу молодой женщины, которую увезли с этого самолета.
– Меня зовут Масози Шона. Я главный менеджер. – Он покачал головой. – Печально. Очень печально.
– Что произошло? – спросил Проктор.
Шона уставился на него:
– Простите, но почему вы интересуетесь этим делом?
Проктор помедлил мгновение.
– Моя дочь. На этом самолете летела моя дочь.
Лицо менеджера, и без того серьезное, приобрело скорбное выражение.
– Мне жаль. Очень жаль. Ее нет. Умерла в полете.
Проктор не спал – вернее сказать, не спал по-настоящему – более тридцати шести часов. С момента выезда из дома 891 на Риверсайд-драйв он постоянно пребывал в напряжении и испытывал ужасное волнение. И теперь он почувствовал, как что-то сломалось в нем. Он не заплакал – он не плакал с шести лет, – но голос его задрожал, а глаза увлажнились. Он не стал скрывать свое состояние, поскольку оно отвечало его легенде.
