Керонда вскочил на ноги. Он сразу же почувствовал опасность ситуации. В голове у него промелькнула сотня вымыслов, отвлекающих маневров, извинений, оправданий. Вместо этого он пробормотал:
– Как вы меня нашли?
– Это было нелегко.
На бедрах у нее висела поясная сумка, и, когда девушка сделала еще один шаг к нему – плавно и гибко, как пантера, – сумка чуть приподнялась, потом упала.
Во рту у Керонды мгновенно стало сухо. Что такого было в этой женщине – этой девочке с нелепым пирсингом, – что вызывало у него подобный страх? Ее рост вряд ли превышал пять футов и три дюйма, а весила она как минимум в два раза меньше его. И тем не менее он запаниковал. Было что-то в ее холодных голубых глазах… и в ее коварной, жестокой улыбке. Он приметил это еще во время их первой встречи, и это воспоминание с тех пор не покидало его.
– Вы оставили бизнес, – сказала она.
– Пришлось, – ответил Керонда. – Пришлось!
– Вам было заплачено, чтобы вы никуда не уезжали. А вы оставили открытые ворота, незапертый офис… и лужу крови на столе. Теперь полиция интересуется.
– Он мучил меня. Он мне угрожал. – Керонда умоляющим жестом протянул к ней свои искалеченные руки.
– Вам хорошо заплатили, чтобы вы позволили ему сделать то, что он сделал, чтобы позволили ему угрожать вам… и чтобы потом держались указанного сценария.
Керонда залепетал, как ребенок, чуть не плача:
– Я так и сделал. Я держался сценария! Я сказал ему то, что вы хотели. Точно это и сказал. Дал ему «лендкрузер». Постарался, чтобы он взял именно эту машину.
– Так почему же вы убежали, как испуганный кролик?
Он опять показал на забинтованные руки:
– Посмотрите, что он со мной сделал!
Ее голубые глаза обшарили окровавленные бинты, улыбка стала еще отчетливее.
– Настоящие стигмы. Но это не объясняет, почему вы отошли от плана. От плана, за точное соблюдение которого вам отвалили кучу денег. – Она замолчала, словно для того чтобы он осознал урок. – Что мы вам сказали? Все убрать. Обратиться к врачу. Оставаться на месте. Вести бизнес, как обычно. А вы что сделали? Оставили там черт знает что и убежали.
– Посмотрите, что он сделал со мной! – повторил Керонда, подняв обе руки.
– И что, по-вашему, сделаем мы? – последовал вкрадчивый вопрос.
На это он ничего не ответил, только захныкал, и девушка печально покачала головой:
– Мы обещали вам, что он не вернется минимум неделю, а может быть, никогда. Вам нужно было слушать нас.
– Я… – начал было он, но замолчал.
Движением, которое могло показаться небрежным, почти случайным, но в то же время ужасающим по скорости, девушка вытащила из сумки нож, совершенно непохожий на все, что Керонда видел прежде: лезвие с многочисленными зазубринами, похожими на четыре наконечника стрелы, и узкой светло-зеленой рукояткой.
Заметив в его глазах ужас, вызванный этим оружием, девушка улыбнулась еще шире.
– Нравится ножичек? – спросила она. – Он называется «убийца-зомби». Мне он тоже нравится. Особенно вот эти зазубрины. Как кошачий член: больнее, когда выходит, чем когда входит. Так говорят.
– Член? – недоуменно повторил Керонда.
– Не берите в голову.
Ее рука еще более молниеносным движением метнулась вперед и вонзила нож ему между ребер. Лезвие было таким острым, что Керонда почти не почувствовал, как оно вошло в него, но, опустив голову, увидел, что нож сидит в нем по рукоятку.
– Я разбираюсь в анатомии, – сказала девушка. – Не хуже, чем в ножах. Если не ошибаюсь, этот нож только что перерезал вашу диафрагмальную артерию. Это не одна из главных артерий, но вы все равно истечете кровью минут за пять.
Она замолчала, любуясь своей работой.
– Вы, конечно, можете извлечь клинок, прижать артерию – желаю вам в этом удачи – и вызвать «скорую». Если вы сделаете это прямо сейчас, вот в это мгновение, я оцениваю ваши шансы как фифти-фифти. Но я не думаю, что вы это сделаете. Как я вам уже сказала, выходит он гораздо больнее, чем входит.
Керонда ничего не ответил, только опустился на свой стул.
Девушка кивнула:
– Я так и думала. Еще одна хорошая вещь с этим убийцей-зомби – он дешевый. Можно оставить его без сожаления. – Она застегнула ременную сумку, брезгливо поправила перчатки. – Обойдемся без прощальных слов? В таком случае желаю хорошего денька.
С этими словами она повернулась на каблуках и вышла из квартиры, оставив дверь широко открытой.
26
Диоген Пендергаст ждал на маленьком стуле с прямой спинкой в маленькой комнате у вершины винтовой лестницы, опускающейся в нижний подвал особняка на Риверсайд-драйв, 891. Дверь на лестницу оставалась открытой. Он вставил свечу в настенный подсвечник, и она отбрасывала на каменную кладку мерцающий, приятный свет. По крайней мере, Диоген надеялся, что приятный, – он в таких вещах плохо разбирался.
Он проявил осторожность и не поставил стул прямо перед дверью. Не хотел выглядеть как Цербер – грозная фигура, охраняющая спуск в подземелье. Он очень старался, чтобы все в нем было максимально дружеским и располагающим. Оделся просто: черные шерстяные брюки и серо-черный твидовый пиджак… во всяком случае, ему казалось, что просто. Ему не нравился твид – этот материал вызывал у него зуд, был простецким, но излучал искренность, уют и учтивость.
Или по крайней мере – опять же, – он на это надеялся.
«Обломками сими подпер я руины мои…»
[24]
Он не без труда затолкал этот голос – голос старого Диогена, который время от времени стал неожиданно прорываться, как метан из смоляной ямы, – туда, откуда он явился. Это было тогда, это повторялось и сейчас. Диоген был изменившимся человеком, реформированным человеком, но все же старый голос возвращался в минуты крайнего возбуждения – например, теперь… или когда по какой-то причине его кровь начинала бурлить…
Диоген попытался сосредоточиться на твиде.
Он слишком долго гордился своей утонченностью и житейской мудростью, презирая мнение других. Его совершенно не волновало, как другие воспринимают его, разве что в тех случаях, когда он занимался социальной инженерией. Или когда от скуки либо раздражения обманывал, дурачил или троллил людей ради собственного удовольствия. Оказалось, ему довольно трудно показывать Констанс ту уязвимость и любовь, которую он искренне испытывал к ней. Он был похож на человека, который полжизни хранил обет молчания и вдруг попытался что-то спеть.
Диоген пошевелился, устраиваясь поудобнее на стуле. Ему пришлось извлечь этот стул из подземного склепа, и шелковые с бархатом подушки были покрыты пылью. Когда скрип стула прекратился, Диоген снова прислушался, готовый уловить обостренным слухом малейший звук, легчайшее колебание воздуха, которые сообщат о том, что Констанс поднимается по лестнице, штопором уходящей в нижний подвал.
