– Мне жаль, что я не поделился с вами этими подробностями раньше. Они слишком болезненны. Оскорбительны. Но… мне нужна ваша помощь. Я помню о клятве на крови, которую мы принесли. Прежде, когда речь заходила о Диогене, у меня сдавали нервы. Но теперь я понимаю, что есть только один ответ: мой брат должен умереть. Мы должны приложить все силы, чтобы не оставалось никаких сомнений в том, что он не выжил при задержании. Как вы сказали: мы в долгу перед Майком и обязаны сделать так, чтобы раз и навсегда покончить с Диогеном.
– А ваша девушка? – спросил Лонгстрит. – Констанс?
– С ее головы не должен упасть ни один волосок. Мы сможем утрясти этот вопрос, когда Диоген будет мертв.
Лонгстрит задумался на мгновение. Потом молча протянул Пендергасту руку.
Так же молча Пендергаст пожал ее.
41
Яхта плавно рассекала лазурные воды, теплый воздух трепал темные волосы Констанс и играл ее длинным платьем. Она полулежала в кресле, обитом тканью бирюзового цвета, рядом с Диогеном, который стоял у штурвала. Они забрали его яхту из гавани на южном побережье и направились в место под названием Аппер-Шугарлоуф-Ки. Там, в бунгало, спрятанном среди сосен на воде, они поменяли яхту на судно поменьше с малой осадкой. Диоген говорил о нем в уважительном тоне: девятнадцатифутовый гоночный катер «Крис Крафт» 1950 года выпуска, который он восстановил, заново отделав борта, обновив палубу и тщательно отремонтировав двигатель. На борту красовалось название катера, выполненное сусальным золотом с черным обводом: «ФЕНИКС», ниже было написано: «ИДИЛЛИЯ-КИ».
Теперь, когда они приближались к конечному пункту их путешествия, Диоген изменился. Начать с того, что, прежде неразговорчивый, он вдруг стал более общительным, чтобы не сказать болтливым. Его лицо, обычно скрывавшееся под маской бесстрастия, разгладилось и расслабилось, приобрело почти мечтательное выражение – резкий контраст с его обычным настороженным, бдительным видом. Ветер шевелил его короткие рыжеватые волосы, прищуренные глаза смотрели вперед. В личине Петру Лупея он среди прочего спрятал свой мертвенно-бледный глаз под цветной контактной линзой, но Констанс отметила, что в какой-то момент он вытащил линзу и вернул своим глазам их прежнее разноцветное состояние, а кроме того, удалил краску с волос. Его аккуратная бородка слегка растрепалась. Изменилась вся его манера двигаться и говорить, физически он становился тем Диогеном, каким она запомнила его почти четыре года назад, но внутренне изменившимся, не таким непримиримым, ничуть не высокомерным или саркастичным.
– Справа, – сказал он, оторвав руку от хромированного рулевого колеса и показывая на крохотные островки, заросшие карликовыми пальмами, – лежат островки, которые называются Змеиная Свадьба.
Констанс посмотрела в том направлении. Слева от нее низко над горизонтом висело солнце – огромный желтый шар, проложивший по воде ослепительную дорожку и окрасивший крохотные островки в золотистый цвет. Всюду, куда бы она ни взглянула, виднелись низкие острова, необитаемые и дикие. Хотя она никогда особо не задумывалась о флоридских островках, красота и спокойствие этого места – и его тропическая изолированность – стали для нее чем-то совершенно неожиданным. Здесь было мелководье – она видела быстро уносящееся назад дно, – но Диоген уверенно вел катер, он был хорошо знаком с этими водами, наизусть знал эти петляющие каналы.
– Тот маленький островок слева называется Счастливый Джек, а впереди – Тыквенный островок.
– А Идиллия?
– Скоро, моя дорогая. Скоро. Этот большой остров справа, почти целиком заросший мангровым лесом, называется Джонстон.
Диоген повернул рулевое колесо, и катер ушел влево – в сторону заходящего солнца, миновал остров Счастливый Джек слева и Джонстон справа.
– А там, прямо перед нами, остров Идиллия.
За Джонстоном, силуэтом на фоне заходящего солнца, возник большой остров, окруженный четырьмя маленькими островками. Когда они приблизились, Констанс увидела длинную полосу пляжа с невысоким песчаным обрывом на одном конце, а рядом – белые линии крыши большого дома. Мангровые заросли тянулись на две трети острова в низинной его части. На островках тоже росли мангровые деревья, на некоторых были крохотные пляжи. От острова отходил длинный пирс, на конце которого стояла маленькая деревянная беседка.
Диоген аккуратно подвел катер туда, где пирс имел перпендикулярную пристройку с одной стороны. Он перебросил через борт два отбойника, на секунду дал катеру задний ход, и судно замерло. Диоген заглушил двигатель, выпрыгнул из катера, закрепил швартовный трос и протянул руку Констанс. Она ухватилась за его ладонь и вышла на видавший виды пирс.
– Добро пожаловать, – сказал Диоген. Он достал из кормового кокпита ее вещи. – Смею ли я сказать: добро пожаловать домой?
Констанс помедлила на пирсе, дыша полной грудью. Воздух был насыщенный, богатый ароматами моря, а солнце уже почти коснулось верхушек пальм на берегу. Справа от нее, за россыпью необитаемых островков, раскинулся необъятный Мексиканский залив.
В дальнем конце пирса на столбах сидели бок о бок два неуклюжих пеликана.
– Ты такая неразговорчивая, моя дорогая.
– Для меня это все так ново.
Она вздохнула и приободрилась, пытаясь избавиться от ощущения, что она здесь чужая и входит на неизвестную и опасную территорию. На мгновение ей пришло в голову: не совершила ли она самую большую ошибку в жизни и не придется ли ей горько жалеть о содеянном? Но нет, она должна идти вперед и не оглядываться.
– Расскажи мне про остров, – попросила она.
– Площадь Идиллии – около девяти акров, – начал Диоген, идя по пирсу с ее багажом в руках. – Шесть из них заняты мангровыми зарослями, а остальные – пальмовыми деревьями, песчаными пляжами и этим крутым обрывом, необычным для низких островов.
Пока они шли по пирсу, пеликаны взмахнули крыльями и тяжело полетели прочь. Дойдя до конца пирса, Констанс последовала за Диогеном по деревянному настилу над берегом и через мангровую рощу, за которой вдруг открылось широкое пространство, покрытое мелким песком и затененное многочисленными королевскими пальмами, возвышающимися над роскошным садом. В середине этого открытого пространства стоял большой двухэтажный викторианский особняк, выкрашенный белой краской, с круговыми верандами на обоих этажах и квадратной башней на одном из углов. Просторный дом занимал немалую площадь, острия и коньки крыши блестели в лучах заходящего солнца.
– Его построил в тысяча восемьсот девяносто третьем году один богатый бостонец, – сказал Диоген. – Он переехал сюда с женой. У них были фантастические мечты превратить дом в гостиницу, но, оказавшись здесь, они поняли, что эти мечты нереализуемы и жизнь здесь – сплошное одиночество, а потому вскоре уехали. После этого домом владели малообеспеченные хозяева, и он приходил в упадок, пока двадцать лет назад его не купил я и не вернул ему первоначальное величие. Мы здесь со всех сторон окружены Национальным заповедником большой белой цапли. Этот островок вместе с домом включили в заповедник при его создании.
