Хэмиш проговорил негромко:
– Всё в порядке, не бойтесь. Я думал, будет хуже. Он пока не может летать и совершенно беспомощен. Ему ещё нужно накачать жидкость из туловища в крылья, а потом высушить их. Это не на пять минут дело. Пусть сидит, его заморозок раньше убьёт.
Лиса выдохнула с облегчением. Не так уж и страшно, подумаешь, какая-то мохнолапая чепуха, у которой и крылья-то ещё не обсохли!
И тут Боб завыл снова.
Коконы зашевелились со всех сторон, треща, как скорлупки пересушенного арахиса, и, разгрызаемые изнутри мощными мандибулами, раскрылись один за другим. «Мохнолапые» полезли на свет, издавая неприятный вибрирующий свист. От деревьев, где ждали привязанные лошади, донеслось ответное подсвистывание «кусечки». Громко заржали встревоженные шумом Удерзо и Генерал Хомяк.
Мотылёк, вылупившийся первым, уже распахнул натянувшиеся на жилках крылья. На спине его красовалась тёмно-коричневая фигура, напоминающая череп.
– А-а… – тыча пальцем, пробормотал Максим. – Ад-дамова голова!
Бражник басовито прогудел и сделал несколько взмахов набравшими силу крыльями. Его рыже-бурые собратья уже разворачивали свои крылья – и у каждого на спине тоже был «череп».
Хэмиш подхватил с земли сучковатую палку, взвесил её в руке.
– Бегом к лошадям, быстро! И уходите отсюда!
Лиса неуверенно кивнула, потом зачем-то натянула на голову Максу плотный капюшон куртки, прижала клапан застёжки-«липучки» – и рванула со всех ног к пещере – быстро, очень быстро, как никогда в жизни ещё не бегала. В следующую секунду Максим понёсся за ней. Свой капюшон она надела уже на бегу и застегнула «молнию» парки до самого верха.
Бежавший за ними Хэмиш видел, как огромные мотыльки отрываются от ветвей и поднимаются в воздух, собираясь в гудящее на басах тёмное облако, – и молился всем придуманным богам, чтобы успеть. Но он знал, что не успеет. Порой даже творцы миров не в силах повлиять на колесницу событий, подскочившую на кочке неотвратимости.
Бражники напали только у входа в пещеру.
Свист, издаваемый ими, стал пронзительным, режущим уши – и в это же мгновение они обрушились на детей. Лиса закричала, почувствовав, как мощные лапы заскребли по куртке. Плотная ткань пока ещё держалась, но атакующих становилось всё больше. Где-то рядом яростно вскрикивал отбивающийся Максим, утробно взрёвывал Боб, наверняка пустивший в ход когти и зубы, но за мельтешащими крыльями Лиса их не видела. Она прятала лицо за согнутыми руками и не пыталась отбиваться от тварей. Всё, что она хотела – продвигаться к пещере хотя бы по миллиметру и успеть войти, пока монстры-бражники не добрались до отца, лежащего там в бессильной коме.
Подоспевший Хэмиш вломился в мотыльковую тучу, но крылатых было много, слишком много, и он не видел, что сейчас происходит с детьми. Но зато слышал – и судя по энергичным выражениям, оба пока что были в относительном порядке. Мотыльки уже успели процарапать его замшевую куртку и ободрать спину, но шляпа ещё держалась, укрывая глаза, и Хэмиш был настроен очень решительно.
Разгонять хищных мотыльков он не собирался. Прятаться от них – тем более.
В отличие от Лисы, Хэмиш их душил.
Визг стоял оглушительный. Лапы у тварей, казалось, были оснащены стальными когтями, но Хэмиш в пылу схватки не обращал внимания на изодранные руки и сочащуюся кровь. Уродцы с треском лопались в его кулаке, из их раздавленных брюх сочилась грязно-жёлтая пекучая лимфа. Пыльца с мотыльковых крыльев, попадая на раны, жгла, кожу на спине тоже изрядно саднило, но монстры гибли один за другим, истошно вереща – и это отлично отвлекало от боли.
В какой-то момент твари взвыли в унисон. Хэмиш едва не оглох; споткнулся, дезориентированный, и покрутил головой, словно хотел вытряхнуть визг из ушей.
Твари, ещё секунду назад рьяно атаковавшие его, рванулись вперёд – туда, где громко закричала Лиса, к которой тут же присоединился Макс. Через поредевшую пелену мотыльков Хэмиш увидел, что Максим пытается пробиться к Лисе, которая уже стоит на входе в пещеру, отбиваясь прикладом арбалета, – стоит из последних сил, потому что всё прибывающие бражники набрасываются на неё, стремясь повалить с ног.
Хэмиш был от неё в нескольких метрах, когда под напором обезумевших тварей Лиса упала на колени. Крылатые, тут же оставив её, сотнями повалили в пещеру.
– Папа! – в отчаянии закричала она, – папочка, прости, я не смогла тебя защитить! Прости, пожалуйста, я тебя очень люблю! Папа-а-а!
Мотыльки, набившиеся в пещеру, снова засвистели – громко, пронзительно, будто предвкушая поживу, – но внезапно смолкли все разом.
Над поляной повисла ватная тишина.
Паутина у входа в пещеру трепетала на ветру грязно-серыми клочьями. Лиса, всё ещё стоящая на коленях, мерно раскачивалась из стороны в сторону, не обращая внимания на обнимающего её Макса.
Не сводя глаз со входа, Хэмиш ждал.
И Джон вышел.
Пошатываясь, он сделал несколько неуверенных шагов и застыл – как и шёл до этого – с закрытыми глазами. Обрывки кокона свисали с его рук подобием смирительной рубахи. Взлохмаченные волосы были припорошены чем-то серым.
«Пыльца… – отстранённо подумала Лиса, медленно поднимаясь. – Эти твари замазали его своей пыльцой… Надо отряхнуть…»
Она потянула к отцу руку, но Хэмиш, нахмурившись, удержал её.
– Что с ним? – шёпотом спросила Лиса. – Папа же в порядке, да? Он просто спит?
– Надеюсь, что да, – негромко проговорил Хэмиш, не сводя глаз с Джона. – Эй, дружище, скажи-ка мне, какой маршрут короче?
Прошло секунд десять, прежде чем кадык Джона дёрнулся вверх-вниз, точно в горле встрепенулось слово. Дети замерли. Макс приоткрыл рот, губы его беззвучно зашевелились, как будто он подсказывал отцу сейчас, помогал вспомнить.
И Джон вспомнил.
– Тот, что с… с жёлтыми лентами… – открыв глаза, прошептал он и закашлялся.
Дети завопили от радости и бросились обниматься. Джон неловко, словно всё его тело отходило от заморозки, обхватил их и уткнулся лицом в макушки. Потом сделал глубокий вдох – и прижал детей к себе ещё крепче.
Хэмиш, кривя губы в смущённой улыбке, похлопал его по плечу.
– Добро пожаловать домой, Джон.
Пользуясь тем, что люди заняты друг другом, Боб незамеченным пробрался в пещеру. Кот здраво рассудил, что поприветствовать хозяина и позже успеет, а пока стоит убедиться, что все крылатые твари, мерзко пахнущие пудровой пылью, больше неспособны причинить вред. Он осторожно вошёл в пещеру, пол которой был устелен мотыльками. Боб, раздув ноздри, принюхался, потом, приоткрыв рот, сделал глубокий вдох и замер. Нет, тут все дохлые, определенно. Кот громко чихнул и брезгливо тряхнул лапой. Выбравшись наружу, он подошёл к хозяину, потёрся лбом о его ногу и громко заурчал. Боб был очень доволен собой. Ободранная во многих местах шкура саднила, он устал и был зверски голоден – но, видит Баст, это была славная охота!
