* * *
Воевода Пётр Ослядюкович в начале штурма находился на боевой площадке Золотых ворот, но затем перебрался в город Мономаха, откуда было удобнее руководить обороной стольного Владимира. Сюда спешили гонцы с просьбой о помощи, отсюда воевода посылал отряды на наиболее опасные участки обороны. Однако резерв был невелик, и скоро отправлять на валы стало некого. При Петре Ослядюковиче остался только десяток телохранителей. Узнав, что враг всё же прорвался за городские валы в районе Золотых ворот, воевода Пётр отправил гонца в Ветчаный город с приказом к начальным людям уводить своих людей в детинец. Он знал, что на стенах города Мономаха нет ратников, и не сомневался, что у второй линии укреплений степняки не задержатся. Сам же Петр Ослядюкович вскочил на коня и помчался в Новый город, чтобы там наладить оборону.
Тщетно! Организованное сопротивление рухнуло, каждый теперь сражался сам по себе. На одной из улиц, что вела от Золотых ворот к городу Мономаха, отряд воеводы столкнулся с конными монголами. Скрестились прямые мечи дружинников и кривые сабли нукеров. Отборные гридни разметали первые монгольские ряды, но дальше продвинуться не смогли, поскольку враг наседал со всех сторон. Люто бился Пётр Ослядюкович, крушил шестопёром подбиравшихся к нему супостатов, топтал конём сбитых на землю ворогов. Под страшными ударами бывалого ратоборца трещали доспехи нукеров и ломались крепкие монгольские кости. Но силы были неравны, в жестокой рукопашной схватке полегли последние гридни и повалился воевода с коня, изрубленный монгольскими саблями на окровавленный снег…
Полем битвы стали улицы пылающей столицы. Отряды защитников бросались навстречу монгольским сотням и вступали с ними в жестокий бой. Рубились среди горящих домов и усадеб, на папертях церквей и во дворах боярских теремов, местами ещё продолжались бои на стенах. Улицы были перегорожены телегами и завалами, укрываясь за которыми горожане и ратники пытались задержать наступление орды. Мчавшихся по улицам монгольских коней били в лоб боевыми топорами, косами подсекали им ноги, засапожными ножами вспарывали брюхо. Монгол без коня – плохой воин! Русские мужики, привыкшие один на один ходить на медведя, поднимали на рогатины визжащих от боли и ярости багатуров, сбрасывали их вилами с коней, гвоздили спешенных кочевников кистенями и шестопёрами. На перекопанных узкими канавами улицах множество вражеских лошадей поломало ноги, задержав продвижение монгольских войск. Сотни коней без всадников, с пылающими гривами носились по охваченному огненным смерчем городу, топча своих и чужих. От едкого дыма, окутавшего стольный Владимир, задыхались и русские ратники и степняки. Нестерпимый жар растопил забрызганный кровью снег, и по улицам потекли красные ручейки. Но защитников осталось совсем немного, а монгольские тысячи шли и шли через проломы в город и как саранча вскоре заполонили все вокруг. Орда неудержимым потоком вливалась в поверженную столицу.
Великое множество людей, узнав о том, что монголы прорвались через вал, бежали к городу Мономаха через охваченные огнём улицы, чтобы найти спасение за второй линией укреплений. Но кочевники уже приближались. В некоторых местах их удавалось задержать, однако степняки сминали на своём пути всё и вся. Сквозь дым и огонь, сквозь рукопашные схватки дикари прорывались к городу Мономаха. Они мчались по улицам Владимира-Суздальского, убивая на своём пути всех встречных – воинов, женщин, детей, стариков. Врезавшись в толпу беглецов, нукеры топтали людей конями, били палицами, секли саблями, расчищая себе дорогу к Торговым воротам, где образовалась смертельная давка.
В ужасе перед неизбежной гибелью, горожане пытались прорваться в Мономахов город, ещё не захваченный монголами, но единственные ворота не могли пропустить сразу всех. В страшной давке у ворот и внутри надвратной башни трещали кости, людей буквально впечатывали в стены, тех, кто упал, затаптывали насмерть. Жуткий вой стоял над толпой, горожане задыхались в дыму и тесноте, а сверху, с горящих домов на обезумевшее от страха человеческое скопище сыпались искры и падали пылающие головешки. Сотни людей погибли в огне, куда их швыряли озверелые победители, или просто не сумев укрыться от бушующего пламени. Многие горожане бежали к Волжским воротам, выходившим на Клязьму, поскольку главный удар наносился не с этой стороны и был шанс, что таким путем удастся уйти из города. Жители прыгали со стен, скатывались с валов на заснеженный речной берег, но монгольские разъезды, патрулировавшие вдоль реки, расстреливали беглецов из луков и вылавливали арканами. К обеду на стенах и улицах Нового города монголы добили последних защитников и прорвались к стенам города Мономаха.
С помощью арканов и приставных лестниц степняки полезли наверх. С боевых площадок на них не летели стрелы, не падали камни, не лился кипяток, потому что мощные укрепления некому было защищать. Практически все воины пали на главном городском валу и улицах Нового города. У распахнутых настежь Торговых ворот в лужах крови лежали груды человеческих тел. Иссечённые, раздавленные, обожжённые. Монгольские тысячи въезжали в Мономахов город, на захваченных башнях и стенах которого развевались ханские бунчуки. Не встречая сопротивления, кочевники продвигались в сторону княжеского детинца. Туда, где сквозь густые клубы дыма виднелась каменная громада Успенского собора…
В ставке Батыя, находившейся напротив Золотых ворот, поняли, что город взят. Многочисленная свита, толпившаяся у огромного ханского шатра, принялась восхвалять воинское искусство своего повелителя и мужество его багатуров. Но сам хан въехать в поверженный город не спешил, он знал от гонцов, что уцелевшие защитники укрылись в детинце и готовы биться до конца. На улицах ещё могли быть живые русские ратники, и джихангир запросто мог получить стрелу в горло. Встреча в чертогах бога Сульде со своим доблестным дядей Кульканом и великим дедом Чингисханом Батыя не прельщала. И потому мчались гонцы через пылающий город к тысячникам и темникам, чтобы передать грозную ханскую волю – «Взять детинец!» Лишь тогда победитель вступит в поверженную столицу…
Штурм стольного Владимира ордой Батыя
Миниатюра Лицевого летописного свода XVI в.
* * *
Ветчаный город русские воины оставляли с боем. Покинув позиции, они стремительно отступали к Ивановским воротам, отбивая наскоки степняков. Тяжёлые створки захлопнулись прямо перед монгольскими нукерами. Пусть ненадолго, но врагов это задержит. Защитники бегом устремились к детинцу, последнему оплоту владимирцев. Пропустив ратников под каменной аркой проездной башни, гридни закрыли дубовые створы, и тяжёлый поперечный брус накрепко запечатал вход в княжескую цитадель.
Уцелевшие начальные люди, сотники и десятники, торопливо расставляли по стенам людей, пересчитывали тех, кто мог держать оружие в руках. В Успенском соборе накрепко заперлись – ни войти, ни выйти. Вокруг соборного храма, в ожидании своей участи толпились тысячи горожан. Вся их надежда была на каменные стены детинца, да тех немногочисленных усталых воинов, которые занимали позиции на последней линии обороны стольного Владимира. Князь Всеволод поднялся на боевую площадку каменной надвратной башни, с которой как на ладони был виден гибнущий город. Огненное море разлилось в западных и восточных районах столицы, занялись пожары и в городе Мономаха. Дым и огонь мешали увидеть происходящее на улицах.
