Защитники дворца даже не позаботились об изучении здания. Во дворце постоянно находился караул из примерно 2 тыс. юнкеров, которые использовали для отдыха парадные залы второго этажа, выходящие на Дворцовую площадь (по современной нумерации – № 283–288). На полу этих залов лежали матрасы, на которых спали юнкера. Караулы попадали во дворец через подъезд ее императорского величества (выходящий на Дворцовую площадь ближе к Адмиралтейству).
Кроме юнкеров, дворец имел многочисленное гражданское население. Только придворных служителей разного ранга в нем проживало несколько сотен, в их числе были не только лакеи, истопники, дворники, кладовщики, но даже престарелые отставные фрейлины. С началом Первой мировой войны в парадных залах дворца (№ 190–195) был развернут госпиталь для лежачих нижних чинов. Хотя в наши дни стал моден глубокий пиетет перед царской фамилией, заметим, что размещение раненых в парадных залах было показухой худшего сорта – легко себе представить положение больного в палате на 100–200 человек! Гораздо целесообразнее было бы задействовать под госпиталь небольшие помещения третьего этажа дворца, но тогда пропадал пропагандистский эффект – как же, царь отдал свой тронный зал раненым солдатикам! Женщины царской фамилии шефствовали над госпиталем, но их деятельность сводилась к посещению раненых, беседам с ними, раздаче подарков. Не надо думать, что великие княжны занимались перевязкой гнойных ран или выносили судно из-под раненых.
Госпиталь продолжал свою работу во время штурма дворца и в первые дни после него. Залы, отведенные под госпиталь, были полностью изолированы от других помещений дворца запертыми дверями. Иорданская (Посольская) лестница использовалась для подъема раненых, а ряд помещений под ней занимала администрация госпиталя. Вход в госпиталь был с Невы.
Временное правительство и его канцелярия работали на втором этаже дворца в северо-западном ризалите (залы № 168–187), Белая столовая (№ 188) использовалась правительством по прямому назначению, Малахитовый зал (№ 189) – для заседаний, Арапский зал (№ 155) – как приемная, в Ротонде (№ 156) ожидали приема посетители. Члены правительства и сотрудники канцелярии попадали во дворец через Салтыковский подъезд (со стороны Адмиралтейства). Там было оборудовано бюро пропусков (на первом этаже, в зале № 27).
На третьем этаже северо-западного ризалита дворца (залы № 381–397), в бывших покоях Александра III, которые сохранялись как мемориальные, разместился Керенский. Остряки получили прекрасную пищу для шуток – Директория провозгласила Россию республикой 1 (14) сентября 1917 г., а глава правительства проживает в императорских апартаментах. Керенский тут же получил прозвище Александр IV. К тому же он был тезкой последней императрицы, Александры Федоровны, и это тоже стало поводом для насмешек. В действительности Керенскому было очень удобно жить прямо над рабочими помещениями правительства.
Русскую революцию все время сверяли по часам Великой французской революции: искали русских якобинцев, русского Марата, русского Робеспьера, русского Бонапарта. Журналист-эмигрант Роман Борисович Гуль (1896–1986) в своем сборнике очерков «Красные маршалы» проводил прямые параллели: Семен Михайлович Буденный (1883–1973) у него был русским Мюратом. Зачастую это вызывало ненужные, даже опасные ассоциации. Возможно, трагическая смерть Михаила Николаевича Тухачевского (1893–1937) связана с прочно приклеившимся к нему ярлыком «русский Бонапарт».
Штурм Зимнего сразу же стал восприниматься как российский аналог взятия Бастилии. Но и тем, кому слово «Бастилия» ничего не говорило, хотелось увидеть в штурме событие грандиозное и возвышенное. У малограмотного населения – носителя народного фольклорного сознания – включился механизм формирования эпоса, былины, предполагающих «возвышенный», обобщенный рассказ, в котором реальные события значительно перерабатываются массовым сознанием. Позднее художники и кинорежиссеры откликнулись на живую потребность общества показать штурм Зимнего как эпос. Официальный государственный заказ, конечно, присутствовал, но сами участники штурма не поняли бы художника, показавшего это событие более приземленно. В 1927 г. Сергей Михайлович Эйзенштейн (1898–1948) снял гениальный фильм «Октябрь», в котором, кстати, впервые в художественном кино появился Ленин. В этом фильме ключевой сценой был эпический по размаху штурм Зимнего. Поскольку качество съемки было невысоким, кадры штурма сейчас часто показывают под видом кинохроники. Но мало кто задумывается над тем, что ноябрьской ночью невозможно было снимать массовые сцены. Знаменитый кадр с матросами, лезущими на ворота, воплощает поэтику штурма. Нет нужды говорить, что ничего подобного в действительности не происходило. Но у искусства свой язык, и было бы так же нелепо сетовать на снежно-белые штаны убитых солдат на столь любимых Николаем I батальных картинах П. фон Гесса или Б. Виллевальде. По этим же законам писались исторические и батальные картины и в ХХ в. Любопытно, что парадный портрет Екатерины II оставляет равнодушным, а парадный портрет, скажем, Сталина еще лет десять назад вызывал у искусствоведов отвращение. Хотя приемы парадной живописи были в обоих случаях совершенно одинаковые. Впрочем, в наши дни отношение к парадным портретам Сталина стало спокойнее.
Один из мифов о штурме Зимнего получил воплощение в картине Кукрыниксов «Последний выход Керенского», на которой глава правительства переодевается в платье сестры милосердия. Керенский покинул дворец около полудня 25 октября (7 ноября) в своей машине, которая следовала за автомобилем американского посольства. Характерно, что машина с американским флажком на радиаторе и сопровождавший ее автомобиль были свободно пропущены патрулями восставших как во дворец, так и из него без всякого досмотра (который был бы нарушением дипломатического этикета). Однако слухи о переодевании главы правительства распространились очень быстро. Это отражает особенности массовой психологии того времени. В 1917 г. еще не слышали о гендерном равенстве, и для большинства жителей России переодевание политического лидера в женское платье было символом его крайнего политического падения. Человек, совершивший подобное, ни при каких обстоятельствах не мог бы уже претендовать на политический авторитет. «Краткий курс истории ВКП(б)» закрепил эту легенду: «Что касается Керенского, то он, переодетый в женское платье, успел скрыться в неизвестном направлении».
К вечеру 25 октября (7 ноября) восставшие окружили Зимний дворец. Считается, что со стороны Миллионной улицы заняли позиции солдаты гвардии Павловского полка (их казармы располагались рядом, на Марсовом поле), со стороны Невского проспекта Дворцовую площадь блокировали красногвардейцы, а со стороны Адмиралтейства – матросы. Батальон гвардии Преображенского полка, занимавший казармы прямо у дворца (на углу Миллионной улицы и набережной Зимней канавки), провозгласил нейтралитет. По подсчетам В. И. Старцева, которые на сегодня являются наиболее обоснованными, вокруг дворца располагались 4–4,5 тыс. матросов, около 2,5 тыс. солдат гвардейских полков и около 3,2 тыс. красногвардейцев.
Восставшие предъявляли Временному правительству ультиматум за ультиматумом, их представители неоднократно входили во дворец и агитировали его защитников сдаться. Силы восставших нарастали, а силы защитников дворца таяли.
