Стреляли по дворцу и с другой стороны – из-под арки Главного штаба. Оттуда, также около 11 часов вечера, был открыт огонь из 3-дюймовой пушки образца 1902 г. Было выпущено три снаряда. Ни один из них не попал в Зимний. Была легенда, что один из них все же застрял в часах на фронтоне дворца, но во время очередных ремонтных работ часы были разобраны и никаких следов снаряда там не нашли. Понятно, что надо было очень постараться не попасть в Зимний, стреляя по нему с расстояния 200–250 метров. Вероятно, корпуса всех трех шрапнельных снарядов пролетели над дворцом и упали в Неву, а пульки осыпали фасад. В Малахитовой гостиной еще несколько лет назад показывали шрапнельную пульку, которая застряла с наружной стороны внутренней рамы одного из окон. Она могла оказаться там в результате обстрела дворца со стороны площади.
Сильнейшее нежелание артиллеристов из рядов восставших причинить ущерб Зимнему дворцу дает повод порассуждать об отношении к противнику во время Октябрьского восстания. Гражданская война (если только это не межнациональная или межрелигиозная резня) никогда не начинается с большой крови, с жестокости. В Петрограде во время восстания люди с винтовками в руках переругивались, могли пустить в ход кулаки, в крайнем случае – приклад винтовки. Даже штыки применять опасались, не говоря уже о стрельбе по живым людям. Можно было стрелять в стену здания или куда-то в темноту. Спустя несколько дней, во время юнкерского мятежа в Петрограде, во время боев в Москве этот принцип все еще продолжал действовать. Понадобились месяцы Гражданской войны, чтобы маховик жестокости раскрутился и убить человека стало легче, чем выпить стакан воды.
Вечером 25 октября (7 ноября) вокруг Зимнего дворца из винтовок стреляли довольно много, но беспорядочно. Восставшие стреляли по зданию, обороняющиеся – в темноту, окружавшую дворец. Всем участникам казалось, что это сильнейший ружейно-пулеметный огонь, хотя настоящего фронтовика он бы вряд ли впечатлил.
После артиллерийского обстрела снова наступило затишье. В эту паузу во дворец опять ходил Чудновский, юнкера оставили баррикаду, окружавшую Зимний, ушли в здание и вели с ним переговоры о сдаче. В результате часть юнкеров покинули дворец, сдали оружие и были отпущены. К сожалению, пока трудно сказать, из каких училищ были эти юнкера.
Восставшие стремились не допустить жертв среди горожан. На Невском были выставлены патрули, не пропускавшие прохожих в сторону Зимнего. Существуют неопубликованные воспоминания Владимира Владимировича Корнильева (1898–1968), рабочего-красногвардейца Нарвского района. Он как раз стоял в патруле в начале Невского и задержал самого Антонова-Овсеенко. «Часов около 8 вечера на подходе к зданию Главного штаба быстро шел, почти бежал человек небольшого роста, пальто нараспашку, на голове помятая шляпа, тип подозрительный. Мы загородили винтовками дорогу: “Стой, куда идешь, пропуск”, а этот гражданин говорит: “А кто вы такие, что задерживаете прохожих?” – “Мы революционный патруль от Советов, от Смольного”. – “Молодцы, это хорошо, что вы патруль, а я Антонов”. В это время подошло двое матросов и, улыбаясь, говорят: “Пропустите спокойно, это ведь член военно-революционного комитета тов. Антонов-Овсеенко, мы вместе с ним идем по важному делу, арестовывать министров Временного правительства”». Характерно, что у матросов документы в принципе не спрашивали, бушлат и бескозырка уже были достаточным основанием для того, чтобы их обладатель мог сам отдавать распоряжения. Корнильев пишет, что когда его призвали на флот в 1920 г., он встретил на крейсере «Богатырь» одного из этих матросов.
Образ революционного матроса немало претерпел от кинематографистов и художников. Во время Гражданской войны и бывшие моряки, и рядившиеся под них носили все что угодно и в каком угодно сочетании. Позднее моряков стали изображать на картинах и в кино одетыми кто во что, расстегнутыми, в рваных тельняшках, перепоясанными пулеметными лентами. Но осенью 1917 г. моряки были одеты в целом аккуратно и по форме, чему свидетельство – фотографии тех лет. К тому же в Петрограде было холодно и ветрено, погода не располагала ходить в бушлате нараспашку. Единственным отступлением от формы, которое распространилось среди матросов после Февральской революции, был отказ от ношения поясного ремня, на бляхе которого был выбит двуглавый коронованный орел, сидящий на скрещенных якорях. Поясной ремень матросам был не нужен, поскольку брюки держались на особом брючном ремне, а патроны матросы носили в подсумке флотского образца, который надевался через плечо. Точно так же пулеметные ленты через плечо в октябре 1917 г. были принадлежностью лишь тех, кто входил в состав пулеметных расчетов. Дело в том, что металлических коробок сухопутного образца для пулеметных лент на кораблях не было, поэтому матросы были вынуждены придумывать способы их ношения на берегу. Высказывается мнение, что из лент, надетых крест-накрест, было удобно доставать патроны для заряжания винтовок, но мнение это основано на полнейшем недоразумении. Во-первых, винтовки заряжались из обоймы, объединявшей 5 патронов. Заряжать винтовку по одному патрону было слишком неудобно. Во-вторых, с 1915 г. русские матросы были вооружены японскими винтовками «Арисака» образца 1897 или 1905 г., тогда как все русские винтовки образца 1891 г. (Мосина) были отправлены на сухопутный фронт. Так что ленты через плечо носили только пулеметчики. Кстати, штыки на матросских винтовках были не игольчатые, а кинжальные, японского образца.
Как же все-таки проходил штурм Зимнего? Выстрел «Авроры», прозвучавший в 9 часов 40 минут, не стал сигналом к массовой атаке дворца, как было показано в фильме Эйзенштейна «Октябрь». Восставшие вообще опасались выходить на открытое пространство вокруг дворца, чтобы не стать жертвой стрельбы. Солдаты и красногвардейцы просачивались в Зимний небольшими отрядами, первые из которых, вероятно, зашли со стороны Миллионной улицы. Некоторых из оказавшихся во дворце солдат юнкера смогли «взять в плен». Правда, через час-другой пленные и их охранники поменялись ролями. Матросы попали в Зимний со стороны Адмиралтейства, через Салтыковский подъезд. Антонов-Овсеенко вошел через подъезд ее императорского величества и поднялся на второй этаж по лестнице, которая сейчас называется Октябрьской. Вообще хронология штурма чрезвычайно запутанна по банальной причине – отсутствия часов у подавляющего большинства участников событий. После наступления темноты ориентироваться во времени стало невозможно. Часы были настолько редки, что их выдавали, вместе с шашкой, револьвером и биноклем, выпускникам школ прапорщиков, а ведь в эти школы попадали молодые люди из сравнительно обеспеченных семей, которые могли дать своим сыновьям хотя бы неполное среднее образование, требовавшееся для поступления.
Восставшие, которым удалось проникнуть внутрь, терялись в огромном количестве мелких помещений и вспомогательных лестниц: их в здании было значительно больше, чем сейчас. Дворец представлял собой настоящий лабиринт, ориентироваться в котором могли только опытные дворцовые служители. Никаких планов дворца для общего сведения не издавалось. Напомним, что Зимний был действующей резиденцией, и зайти в него с экскурсией было невозможно. Посетителей пускали лишь в здание Эрмитажа, а попадали туда через подъезд с атлантами. Отыскать в здании правительство было не так-то просто. Усугублялось дело тем, что по дворцу бродили группы юнкеров, выполняющих приказание занять те или иные помещения, а иногда и просто заблудившихся. Известен по меньшей мере один случай, когда восставшие бросили в юнкеров гранату. Врач по специальности, Николай Михайлович Кишкин (1864–1930) в последние минуты своей деятельности на посту министра государственного призрения (социального обеспечения) перевязывал легко раненного в голову юнкера.
