Другая параллель – события в Баку в июле – сентябре 1918 г. Турецкие войска, в отличие от немецких, не прекратили наступление после подписания Брестского мира. Прикрываясь марионеточным правительством Азербайджанской демократической республики, турецкие войска были переименованы в «Кавказскую исламскую армию» и повели боевые действия против слабых и плохо организованных советских войск в районе Баку. Население города было взбудоражено. В Закавказье резня по национальному признаку была привычным методом решения политических вопросов. Кровь обильно пролилась еще в январе 1918 г. во время так называемой Шамхорской резни, когда отряды азербайджанцев напали на едущих домой русских солдат Кавказского фронта с целью отнять их оружие. Тогда погибло до 2 тыс. солдат и офицеров русской армии.
Поскольку в Баку сохранялись демократические порядки, Бакинский Совнарком («26 бакинских комиссаров») уступил власть Центрокаспию 26 или 31 июля 1918 г. Уже 1 августа не успевшие скрыться члены Бакинского Совнаркома были арестованы и 20 сентября расстреляны.
Фактическим главой Центрокаспия в это время был флотский офицер – мичман Леммлейн. Центрокаспий немедленно пригласил в Баку английские войска. Они оказались немногочисленны, к тому же наиболее боеспособные русские части, ориентировавшиеся на большевиков, отказались принимать участие в обороне города в новых условиях. В результате Баку был взят турецкими войсками 15 сентября 1918 г. Через два месяца, когда Османская империя признала свое поражение в Первой мировой войне, город был вновь занят английскими войсками, которые оставались там до лета 1919 г.
Таким образом, реализация лозунга морской диктатуры в действительности означала свержение советской власти. Морские офицеры, которые оказались у руля в Мурманске и Баку, видели свою главную задачу в борьбе с Германией и ее союзниками, при этом большевиков они воспринимали как препятствие в этой борьбе, а англичан – как союзников. Нет сомнений, что эти идеи разделял и Щастный, но масштаб его деятельности был значительно больше, чем у Веселаго или Леммлейна.
В конце мая Щастный выехал в Москву (вероятно, вместе с делегацией представителей Балтийского флота) и 27 мая был арестован. Забегая вперед, отметим, что арест Щастного вызвал протест совета флагманов Балтийского флота (30 мая). Высшее профессиональное руководство флота высказало солидарную позицию, шедшую вразрез с действиями советской власти, но при этом совпадавшую с позицией части рядовых матросов, что делало эту демонстрацию еще опаснее. Кажется не случайным, что в тот же день был издан приказ Троцкого по военному и морскому ведомству о необходимости быстрого и точного исполнения распоряжений начальства всеми служащими.
При обыске у Щастного были отобраны, кроме других бумаг, пять машинописных копий делопроизводственных документов. Они имеют все признаки сходства с документами Сиссона, которые были детально изучены В. И. Старцевым и Г. Л. Соболевым. В их работах окончательно доказан факт фальсификации этих документов и установлен их автор – литератор польского происхождения Антон Мартынович Оссендовский (Фердинанд Оссендовский) (1878–1945). Оссендовский изготовил более 200 фальшивых документов, которые «доказывали» факт верной службы большевиков немцам еще с 1914 г.
В первом из изъятых у Щастного документов (исх. № 815 от 3 марта 1918 г.) содержалось требование к Совнаркому немедленно прекратить деятельность «народного комиссара по морским делам Дыбенко» и «матросов с военного транспорта “Океан”» Мясникова, Забелло, Белозерова и Буданова, которые «не только противодействуют осуществлению плана приобретения Германским правительством кораблей Балтийского флота, но в сообществе с оборонческими анархическими группами готовят флот к военным действиям или самоуничтожению».
Во втором документе (исх. № 1333 от 30 марта) немцы выражали удовлетворение по поводу отстранения главного комиссара Балтийского флота Измайлова и недовольство назначением на эту должность Блохина, «так как Блохин числится в оборонческой группе бывшего Морского комиссара Дыбенко». О другой копии этого документа упоминает Старцев.
В третьем документе (исх. № 1427 от 9 апреля) говорилось о том, что немецкие агенты во главе с капитанами Миллером и Бахом навербовали в Кронштадте людей, которые готовы взорвать корабли, могущие принять участие в боевых действиях против немцев. Среди намеченных к взрыву – «Петропавловск», «Андрей Первозванный», «Рюрик» и «Петр Великий».
В четвертом документе (исх. № 1462 от 9 апреля) немцы заявляли, что у них есть сведения о намерении группы матросов передать часть судов Балтийского флота финской красной гвардии для защиты Выборга и Бьорке. «Считаем своим долгом указать, что этот акт будет признан нашим верховным командованием достаточным поводом для оккупации Петербурга и требования полного разоружения Кронштадта и находящихся в порту военных кораблей» – говорилось в документе.
В пятом документе (исх. № 1469 от 10 апреля) немцы выражали беспокойство в связи с тем, что русские матросы ведут наблюдение за моряками-эстонцами на кораблях Балтийского флота с целью разоблачения связей эстонцев с немецкими агентами.
При внимательном рассмотрении этих документов бросается в глаза ряд противоречий. Якобы в марте немцы хотели получить русские корабли и боролись с их возможным уничтожением, а уже в апреле они сами вербовали агентов для их подрыва, причем настолько успешно, что для этого им хватило буквально нескольких дней. Среди «намеченных к уничтожению немецкими шпионами» всего один из четырех новейших линкоров флота – «Петропавловск», один из трех имевшихся устаревший линкор «Андрей Первозванный», единственный броненосный крейсер «Рюрик» и не имевшее ни малейшей боевой ценности учебное судно «Петр Великий». К тому же последний корабль был переименован в «Республиканец» распоряжением коллегии Военно-морского революционного комитета еще 10 (23) ноября 1917 г., за пять месяцев до того, как его «заминировали» «немецкие шпионы».
Исходя из того что мы знаем о методах Оссендовского, в своих документах он подгонял факты под свершившиеся события и, очевидно, взял первые попавшиеся «громкие» названия кораблей флота и вставил их в свое произведение. Если бы немецкие шпионы действительно собрались взрывать Балтийский флот, их первоочередной целью должны были бы стать новейшие линкоры – «Петропавловск», «Полтава», «Гангут» и «Севастополь», а все прочие корабли флота имели значительно меньшую боевую ценность.
Документы Сиссона упоминались в приговоре Щастному. Он обвинялся в том, что «подготовлял условия для контрреволюционного государственного переворота… С этой целью, воспользовавшись тяжким и тревожным состоянием флота, в связи с возможной необходимостью, в интересах революции, уничтожения его и кронштадтских крепостей, вел контрреволюционную агитацию в Совете комиссаров флота и в Совете флагманов: … предъявлением в их среде провокационных документов, явно подложных, о якобы имеющемся у Советской власти секретном соглашении с немецким командованием об уничтожении флота или о сдаче его немцам, каковые подложные документы отобраны у него при обыске (выделено мной. – К. Н.)».
Верил ли сам Щастный в то, что эти документы действительно исходят из немецкого Большого генерального штаба, или все же понимал их подложность, но пользовался ими для достижения нужного эффекта? Вряд ли можно будет когда-либо ответить на этот вопрос категорически. Также возникает вопрос: зачем он привез эти фотокопии в Москву? Очевидно, не для того, чтобы передать их своему начальнику – наркому Троцкому, поскольку эти документы были изъяты у Щастного при обыске, а не переданы им Троцкому до ареста. Нельзя исключать, что Щастный собирался показать эти документы кому-то из высокопоставленных моряков в Москве.
