Едем дальше! Негр и бывший на часах белобрысый двинулись к джипу.
— Мне б отлить, — сказал Андрей.
Артур Джонс вдруг встрепенулся, будто услышал нечто за гранью допустимого.
— Не вздумай бежать!
Рамирес многозначительно постучал указательным пальцем по часам, добавив:
— Прикажу, Томми проследить за тобой.
Томми оказался белобрысый тип с крупнокалиберным автоматом и в шлеме. После окрика, он направился к Ливадову. Держался с рабом настороже, даже рыкнул что-то для острастки и постоянно целил в Андрея оружием. Проконтролировал, чтоб тот забрался в скотовозку.
Лязгнула, закрылась дверь, погасла лампочка. Андрей очутился в полной темноте, вскоре джип все также бесшумно продолжил путь.
Куда едут? Куда его везут? На сей раз сна не было, Ливадов угрюмо смотрел в темноту. Долго, потом все же закрыл глаза и уже задремал, как джип остановился. Снаружи послышались голоса. Много людей.
Автомобиль вновь поехал, медленно и на крутой подъем, но недолго. Вновь голоса, и неожиданно для Андрея задняя дверь джипа открылась. Ливадов увидел лысого негра-помощника Джонса и какого-то мужика. Яркий дневной свет слепил, но Андрей упрямо смотрел, прикрыв глаза рукой, на сооружение позади негра и говорившего с ним бородача.
Оно известно Ливадову с детства! Ярославский железнодорожный мост!
Глава 9. Быть сильной
Мириады огней ночного мегаполиса ушли из-под крыльев. Теперь Женька видела реку. Жирную чёрную полосу, промелькнувшую под днищем самолета. Летательный аппарат так и назывался — самолетом. Да и он походил на привычный с детства агрегат, только не слишком большой по размеру, и располагался прямо на крыше университетского небоскреба с прижатыми к корпусу крыльями. Они расправились после набора высоты.
Насупленная Артурова молчала и, почти не отвлекаясь ни на что другое, смотрела в широкое окно самолета, что в несколько раз превышало размеры иллюминаторов из женькиного времени. После того, как поднялись на борт, помощница Мартынова не проронила ни слова, и на Ливадову почти не смотрела. Женька в мыслях даже поблагодарила Яну за неразговорчивость — не до неё сейчас — и, устроившись в кресле присланного за рабыней роскошного самолета, с противным, премерзким волнением ждала взлета. Теперь Ливадова принадлежит старшему сыну Президента Корпорации, и это его личный самолет.
Против слов Мартынова отбытие затянулост. Ливадову отвели в камеру. Подумалось тогда, что время до вылета пробудет в одиночестве, но не тут-то было. Скоро появились двое молчаливых типа и без лишних слов отвели Ливадову в медицинский бокс института, который, как после оказалось, занимал два этажа.
Эти двое являлись скорее надзирателями, чем коллегами Артуровой. Девушка помнила, как кинулась с кулаками на профессора Мартынова и сколь быстро оказалась скрученной двумя такими же мордоворотами, что теперь неотступно пребывали с ней. Поэтому не задала лишних вопросов и не перечила, когда пригласили следовать с ними.
Добрались до лифта, спустились на четыре этажа, и началась бесконечная череда анализов и обследований. Сейчас, находясь, на борту самолета, и не припомнить, сколько кабинетов посетила и как много медиков промелькнуло перед глазами. Какая-то нескончаемая череда лиц и взглядов! Равнодушных, деловых, иногда злых и совсем редко участных.
День, мнилось, не закончится никогда. Но все же её увели с медбокса. Она лежала в своей комнате-камере и смотрела сквозь окно на темную ночь. Бездумно, словно кукла, которую положили на полку, когда интерес к ней пропал…
В голову лезет всякое нехорошее, но стоило отринуть раздумья и закрыть глаза, то забывалось почти обо всем. Как будто ты умерла. Слезу, которая стекла с уголка глаза, Женька размазала по щеке, и открыла глаза. Мысль о маме, которая там, в прошлом, и брате, которого нужно разыскать, заставила подняться с постели. Она должна сделать хоть что-нибудь! Надо что-то предпринять! Но что? Вслед за мимолетной решимостью появилась растерянность.
Что она может? Да как что! Изучить этот долбанный мир! Получить свободу! Найти Андрея и вернуться домой! И в тот же час, когда они были вырваны из их две тысячи шестнадцатого года!
Ливадова села на кровать, испугавшись вспышки собственной ярости, и непроизвольно коснулась головы, куда, по словам Яны, вживили нетчип. Никогда ранее на Женьку не накатывала подобная злость. Ни эта ли электронная штука спровоцировала такую реакцию?
Евгения Ливадова несколько раз в течение долгого обследования пыталась выяснить, все ли у неё хорошо, и доктор, один из последних, что исследовал её результаты, сказал, что все показания в норме. Тот, который снизошел до выпрошенного стакана воды, но не соврал ли он?
Женька трижды глубоко вздохнула, вслушиваясь в себя. Нет, с ней все хорошо. Злость исчезла, осталась только твердая решимость. Спастись! Но надеяться может только на себя и, наверно, на бога.
Господи! Боженька, если ты все ещё есть в этом мире, помоги!..
За наружной стеклянной дверью включился свет, за Ливадовой пришли. Яна и незнакомый офицер в темно-зеленной форме.
В звездочках на погонах Ливадова не разбиралась и в прошлой своей жизни, а сейчас тем более. Видимо, из младших офицеров, молодой еще. Одного с возраста с Андреем, и, в отличие от брата, широкоплечий, высокий. Холеный, гладко выбритый и с высокомерным взглядом. Пилотку, будучи в здании, он почему-то с себя не стянул.
— Снимай все, — велела Артурова, — и одевай это.
Помощница профессора швырнула на кровать тугой сверток. Одежда, перетянутая пластиковыми полосками, крест-накрест.
— Все?
Женька судорожно схватилась за полы халата, под ним были только трусики-шортики и лифчик-топ. Каждое утро она находила свежее белье в ванной комнате, но кроме двух этих предметов, халата да тапочек у живой собственности Национального университета более ничего не имелось. Артурова наотрез отказалась возвращать одежду из двадцать первого века.
— Да, все, — ответила неулыбчивая Яна, — и побыстрей.
— Здесь? — Ливадова покраснела, но почти сразу поборола растерянность и с вызовом посмотрела на Артурову. — Прямо сейчас?
Помощница профессора молча кивнула и со злорадным удовлетворением глянула сначала на Женьку, потом на офицера. Тот, положив руку на пистолет в открытой кобуре на поясном ремне, постукивал указательным и средним пальцами по рукояти оружия. Он был возбужден и ждал, когда дикарка начнет раздеваться.
Ливадова поймала взгляд офицера. Думала, он отведет его, смутившись, однако тот словно и не заметил женькиного взора. Разве какая-то вещь, какая-то одичалая может смутить его, гражданина Красной корпорации?
Что ж… Евгения вновь с вызовом посмотрела на аспирантку и офицерика. Ливадову так и норовило повернуться к мужчине спиной, хотя бы это сделать, но она не даст им удовольствия видеть её стыд и смущение. Девушка распахнула халат, скинула его на кровать, сняла трусики и затем, чуть повозившись с топом, избавилась и от него.
