Нет! Нет! Быть не может! Таких роботов еще не придумали, а, если придумали, то инопланетяне. Ох, дура! Ливадова рассердилась на саму себя, и страх немножечко отпустил. Нет, не инопланетяне. Наши! Они ведь по-русски говорили. Скоро все образуется! Все будет хорошо!
Только бы паралич прошел! Когда вспомнила о своей беспомощности, девушку вновь охватила паника.
Ехали долго, и Евгения немного успокоилась. Машина, которая почему-то не гудела мотором и почти не тряслась во время движения, начала подниматься наверх; они куда-то заезжают. Вскоре остановились. Девушка краем глаза заметила, как открылись задние дверцы.
Один из солдат на руках вынес Ливадову из машины.
У броневика стояли двое в белых халатах и колпаках, на лицах маски. Рядом с ними каталка на колесиках, как в автомобиле скорой помощи. Солдат положил Женьку на прорезиненное ложе бледно-голубого цвета. Оно приподнималось под головой, и девушка получила возможность проследить, что делают с её полубесчувственным телом. Один из медиков выпрямил ноги, другой вытянул вдоль туловища руки.
Все так же мигает красная лампочка на кончике стрелы, которой выстрелили в неё.
Над запястьями и щиколотками щелкнули полукруглые стальные зажимы, туловище перетянули в трех местах ремнями. Глаза Ливадовой расширились, вновь стало страшно. Если бы она могла кричать и шевелиться, то завопила бы в полный голос, задергалась. Поверх лба встала дугоообразная металлическая полоса. Под ней можно приподнять голову всего на сантиметр.
Что они собираются с ней делать?
— Готово, — сказал один из медиков.
Солдат кивнул тяжелым подбородком. Все-таки это был не робот. Военный отстегнул шлем от брони, продемонстрировав хнычущей про себя Женьки обветренное лицо и черепушку с коротким ёжиком. Её похитили все же люди, да и переговариваются они по-нашему. Это вселяло крохотную надежду, что все обойдется.
Солдат вытащил из груди девушки стрелу с иголкой на конце, лампочка мгновенно перестала мигать.
В ту же секунду Евгения поняла, что вновь чувствует себя. Пока не в полной мере, тело как будто онемело, но с каждой секундой сил все больше. Ливадова приподняла голову, насколько могла ограничительной дугой.
— Вы… Вы… — вместо крика наружу вырвалось рыдание. Она всхлипнула и заплакала. Слезы душили Женьку, не давая сказать ни слова, а ведь хотелось выплестнуть из себя столь многое! Ей есть, что предъявить!
Каталка тронулась с места. Поехала она сама, плавно и бесшумно. Один из медиков двинулся по правую сторону от девушки, другой позади тележки.
— Лежи спокойно, — приказным тоном произнес неизвестный в белом халате, который шел рядом с её локтем, — и молчи, пока к тебе не обращаются. Ты никто!
Внутри Женьки поднялась волна негодования. Её страх почти исчез, уступив место возмущению. Да они сами кто такие! Как смеют обращаться с ней, словно она буйно помешанная! Почему её связали! Она пожалуется! Самому президенту! В Москву поедет и все расскажет!
— Вы… — но она вновь не смогла выдавить из себя что-нибудь путное. По щекам текли слезы.
Ливадову везли вдоль бронемобилей, выставленных по два в ряд. Вокруг военные, такие же, как те, что похитили её и брата. Да то они, наверно и есть. Кстати, где Андрей? Почему его не видно?
Каталка проехала мимо двух техников в синих комбинезонах с оранжевыми ставками. Обслуживающего персонала много; больше, чем солдат. И очень шумно. Они внутри какого-то большого военного корабля. До Волги от Ведьминого пруда и их Лопыревки далековато будет. Однако, когда везли на машинах, счет времени она потеряла.
Мысль про то, что все окружающее — это большой корабль, окончательно успокоила Женьку. Такое крупное судно не иголка, а Волга не та река, где неизвестно кто может перевозить войска. Ливадова снова повторила про себя, что все образуется. Девушка даже улыбнулась: ей и брату обязательно выплатят компенсацию за похищение.
Почти все внутреннее пространство корабля было окрашено в такой же серо-стальной цвет, как в бронемобиле. Под потолком проложены толстые чёрные кабеля. Через каждые три метра выпирают ребра жесткости, на них по три включенных фонаря. Вместе с верхними квадратными лампами они давали яркий белый свет.
Женьке показалось, что они взлетели — вдруг появилось ощущение подъема над землей, и на несколько мгновений закололи кончики пальцев. Подумалось, что это все признаки скорого обморока. Корабль ведь не может летать, он плывет. Но она не хочет потерять сознание!
— Кто вы? Куда вы меня катите? — Ливадова, наконец, смогла выдавить хоть что-то вразумительное. Говорить, говорить, говорить! Не дать себе отключиться!
Но Евгению не слушали. Два медика не обращали на Ливадову никакого внимания.
— Эй! Оглохли что ли! Я слышала, что вы разговаривали! И по какому праву меня задержали!
Снова ноль реакции.
— У меня дядя зампрокурора области! — соврала она. Сперва показалось, что очень удачно, но её все также не замечали. Тогда девушка завизжала! Громко-прегромко, что было сил!
Тележка остановилась. Теперь-то их проняло! Ливадова смолка, чтоб перевести дух.
— Ефрейтор, — произнес медик; тот, что находился дальше. — Действуйте!
В руках второго появился шприц, и длинная игла вошла в плечо Женьки. Её укололи прямо сквозь одежду!
— Что вы…
Врачи и внутреннее пространство корабля поплыли перед глазами.
Евгения очнулась, заморгала и шевельнула рукой. Она не связана!
Девушка лежала на неширокой кровати. Откинув простыню, Ливадова села. На ней только белье — трусики-шортики и лифчик-топ. Белая хлопчатобумажная ткань приятна на ощупь. Подумав, что кто-то раздевал её, прикасался к ней, девушка покраснела: пока среди их с братом похитителей были только мужчины.
— Где же Андрей, — вздохнула девушка.
Из прежних вещей ничего не видать. Ливадова пробежалась глазами по обстановке скупо обставленной квадратной комнаты, метра четыре на четыре метра. Лаконичная конструкция приставленной к стене кровати напомнила больничную койку — без изысков. Четыре ножки, две невысокие спинки и рама. Пружинами раснатянута плотная материя, как на старых раскладушках. Девушка глупо хихикнула. Около кровати полукруглый столик и две табуретки, такие же строгие. Без лишних деталей; исключительно функционал, воплощенный в металл.
На столике бутылка из жесткого прозрачного пластика и такой же стакан. Бутылка без этикетки и внутри, кажется вода. Как хочется пить! Евгения открутила крышку и, поднеся горлышко ко рту, вдруг замерла. Вдруг вода отравлена?
— Ерунда! — отмахнулась от собственных опасений Ливадова. Если кому надо, убили бы уже давно.
Девушка пила жадно, большими глотками, потом откинулась на подушку и провела ладонью по стене. Та была покрыта бежевой текстурной краской теплого оттенка. Над головой две плоские круглые лампы. Сейчас они выключены; наверно, потому, что хватало дневного света. Он проникал в комнату через широкое и высокое окно и стеклянную дверь напротив. А там, кстати, сад! Женька увидела, что снаружи много зелени.
