Знала и все принимала. И до недавнего момента ее все устраивало. Быт налажен, и даже вполне комфортно, братва смотрит ей в рот, готовая исполнить любое желание. А еще было то, что всегда так привлекало Кьяру: таинственность и чувство беспредельной власти над окружающим миром вкупе с постоянной адреналиновой подпиткой. Что греха таить, она и сама любила поучаствовать в вылазках, получала кайф, впитывая, как губка, страх, исходящий от жертв, питаясь им. Она вдруг поймала себя на мысли, что на самом деле играет в вечное приключение, мрачное, темное приключение, именно играет, а не живет. Что та жизнь, обычная, которую она презирала, – тихая, с бесхитростными радостями, пусть не такая сытая и обеспеченная, но уютная, спокойная, без ночных страхов, – и есть настоящая. И она проходит мимо. А она, Кьяра, все играет и играет.
Кто знает, может, все, что случилось сейчас, как раз к лучшему? Может, это звоночек: хватит, пора на покой?
Естественно, Амиру она ничего такого не сказала.
А он, в свою очередь, тоже думал об этом. Правда, немного в другом ключе.
Амирхана можно было заподозрить в чем угодно, только не в сентиментальности и отсутствии воли. Иначе как бы ему удалось сколотить и, что еще важнее, удержать под своим началом отряд, состоящий из отпетых отморозков, эту вольницу, которая не признавала никаких авторитетов. И не просто удержать, а заставить соблюдать своеобразный «кодекс чести», непреложные правила, причем соблюдать везде и всегда, даже когда ты один, когда тебя, кажется, никто не видит.
Да, Амир университетов не кончал, но психологом оказался замечательным. Система, выстроенная им, была безупречна.
Люди, тщательно подобранные в отряд (он называл это именно отрядом, не признавая слово «банда»), были обязаны подчиняться ему беспрекословно. И они, в другое время и в других обстоятельствах отвергавшие всякую власть над собой, легко соглашались на это. Просто потому, что за послушание имели все, что душе было угодно. Все (или почти все) богатства, накопленные бандитами и хранившееся на том самом складе, который случайно обнаружил Али, принадлежали всем им и находились в общем пользовании. По крайней мере именно так было объявлено. Каждый не просто имел там свою долю, но мог пользоваться ею как захочет и когда захочет.
Амир прекрасно понимал, что удержать одной силой взрослых мужиков на острове невозможно. Не удержишь их и страхом. Поэтому каждый, кто хотел и когда хотел (исключения были, конечно, но это уже вопросы дисциплины), мог получить в хранилище кое-какую сумму и отправиться кутить в город. Полученных наличных хватало и на выпивку (на острове пить было категорически запрещено), и на девочек в борделях. И на покупки, если захочется побаловать себя (или свою пассию). Конечно, афишировать, кто они и откуда, было строжайше запрещено. Хотя все обо всем догадывались и без этого, да только кому какое дело, если клиент платит звонкой монетой?
Скажете, не бывает такого? Да чтобы мужик, выпив и расслабившись, не стал кичиться своим положением? Хвастаться богатством и «подвигами»? И будете правы. Не бывает. Вернее, не бывало. Зря, что ли, Амир щедро платит своим шпионам-соглядатаям? После того, как парочку особо зарвавшихся нашли на причале с перерезанным горлом, а другим, чьи «грехи» не тянули на столь быструю и скорую расправу, устроили показательную «порку» перед строем с подробным перечислением «заслуг», желающих нарушить обет оказалось немного. А если быть точным – никого. Народ усвоил: командир щедро одаривает, но и наказывает жестоко. Вычислять соглядатаев даже не пришло никому в голову, это мог быть кто угодно, от хозяина притона или шлюхи, с которой провел ночь до нищего на базаре в «Старом городе». Стукачков знал только Максуд и пара человек из его ближайшего окружения, но эти молчали и будут молчать, даже если из-за их молчания Каспий выйдет из берегов и небо обрушится на землю.
Был и еще один пункт, одно правило, нарушить которое ни у кого не хватило бы смелости: с Артема уйти было нельзя. Впрочем, ничего нового, обычный принцип обычной мафии.
И все-то было отлично, и все-то работало как часы. До этого гребаного случая!
В том, что это не предательство крысы (конечно, без нее тут не обошлось), а сбой дала сама система, Амир стал думать после одного разговора с Кьярой.
Не раз и не два благодарил он Аллаха за то, что тот когда-то подарил ему эту женщину. Она и женой была замечательной, и собеседницей, и, что самое главное, единственным человеком, которому он мог безоговорочно доверять. Проверено. Не раз и не два. И советы дельные давала. Он, Амир, тоже не лыком шит, конечно, но горяч, под запал мог и дров нарубить. А Кьяра рассудительная, вовремя останавливала его, направляла. И всегда оказывалась права. Амирхан настолько привык советоваться с ней, что Максуд, которому такое положение совсем не нравилось – где это видано, чтобы женщина совала свой нос в мужские дела? – рискнул высказать все это командиру. Прибавив, что и братва недовольна – атаманом баба правит.
– Ну-ну. Недовольны, говоришь? И тебе не нравится. Я услышал тебя. Свободен.
Случай поставить зарвавшегося, как считал Амир, заместителя представился скоро. Артемовцы в который раз столкнулись с людьми Бобра, ситуация сложилась патовая, ни тем – ни тем, но двое из банды были захвачены извечными врагами. Возможность выручить бойцов была, но действовать надо было немедленно.
– Не дрейфь, Максуд. Справишься. Подсказывать не буду ничего, все сам. А то еще скажешь, что мне опять чего баба нашептала.
Намек был более чем прозрачен.
Как результат – банда потеряла двух людей, виноватым в этом со всех сторон оказался Максуд. Мужчина даже зла не затаил на своего начальника (Кьяра, кстати, остерегала Амира от этого, но это был тот редкий случай, когда она ошиблась), твердо уверившись: всяк сверчок знай свой шесток.
– И братве объясни: я не Стенька Разин, свою жену топить не собираюсь. Ой, да не смотри на меня так, я ж тебя не заставляю этим головорезам уроки истории СССР преподавать. Достаточно того, что мы с тобой когда-то в школе отметились. Главное – суть. Сам-то, надеюсь, все понял.
– Ребят жалко.
– А ты не жалей, раз попались – сами виноваты, за это и получили свое. Все, свободен.
Максуд ушел.
Но после этого случая, опять же по совету Кьяры, Амир стал привлекать заместителя к решению щекотливых вопросов. Правда – вот баран упрямый! – всегда в присутствии жены.
Но чаще всего он советовался с ней наедине, а в делах использовал в качестве отличного аналитика.
Но в случае с грабителями Кьяра с самого начала оказалась в гуще событий и сразу (так уж получилось) взяла инициативу в расследовании в свои руки. Амирхан не возражал. Его, помимо всего прочего, занимали и другие проблемы, делиться которыми с женой он пока не хотел.
Впервые спокойно им удалось поговорить наедине, когда они ждали вестей от Мамеда.
Они были в спальне, место не самое подходящее для серьезных бесед, но Кьяре не терпелось высказать одну мысль, что мучала ее последние часы.
