– Как я уже сказал, король попросил, чтобы тебя и Каве отвели к нему. Джамшид пойдет со мной.
– Нет. – В голосе Каве звучало отчаяние. – Гасан не заберет моего сына. Только не это.
– Тогда мне приказано застрелить вас троих, – тихо сказал Ваджед. – Начиная с бану Нахиды.
Джамшид соскользнул с седла.
– Возьми меня, – немедленно сказал он, бросая меч на землю. – Не трогай их.
– Нет! Ваджед, пожалуйста, умоляю тебя, – взмолился Каве. – Просто позволь ему остаться со мной. Мы вам не угрожаем. Конечно, все, что Гасан скажет мне и Нари…
– У меня есть приказ, Каве, – понимающе вмешался Ваджед. – Возьмите его, – сказал он своим людям и посмотрел на нее. – И я бы посоветовал вам держать все возможные песчаные бури при себе. Мы все довольно быстры с оружием. – Он бросил ей железные наручники. – Вы наденете их, если вам небезразлична их жизнь.
Каве бросился к сыну.
– Джамшид!
Один из солдат ударил его плоской стороной клинка по затылку, и Каве рухнул на землю.
– Отец!
Джамшид бросился к отцу, но не успел сделать и двух шагов, как двое мужчин схватили его и приставили нож к горлу.
– Твой выбор, бану Нахида, – сказал Ваджед.
Взволнованный взгляд Джамшида скользнул между осевшей фигурой его отца и Нари.
– Позволь им забрать меня, Нари. Пожалуйста. Я могу о себе позаботиться.
Нет. Быстро подумав, она повернулась к Ваджеду.
– Я хочу поговорить с мужем, – настаивала она. – Эмир никогда этого не допустит!
– Эмир не приказывает мне, – ответил Ваджед. – Наручники. Сейчас же, – пояснил он, когда нож еще сильнее вонзился в горло Джамшида.
Нари тихо выругалась, но надела их. Железо обжигало кожу, а ее магия не исчезла, а омертвела. Двое солдат мгновенно набросились на нее, крепко связав запястья, чтобы она не смогла снять наручники.
Нари зыркнула на Ваджед.
– Я убью твоего короля, если ты причинишь ему боль. Клянусь тебе, каид, на прахе моих предков. Я убью твоего короля, а потом убью тебя.
Ваджед только наклонил голову. Еще одна пара солдат связала руки Джамшиду.
– Я тебя вытащу, – заявила она. – Обещаю. Я свяжусь с Мунтадиром.
Джамшид сглотнул.
– Сначала позаботься о себе. Пожалуйста, бану Нахида! – крикнул он, когда его оттащили. – Ты нужна нам живой.
33
Али
Из окна на вершине каменной башни Цитадели Али смотрел на озеро внизу. В эту безлунную ночь было темнее, чем обычно, совершенно неподвижное черное стекло отражало небо. Вдалеке от таких же темных гор его отделяла узкая полоска золотистого пляжа.
Он вдохнул бодрящий свежий воздух.
– Ворота закрыты?
– Да, мой принц, – ответил Дауд. – Шафитский квартал максимально безопасен. Ворота на Большом Базаре были запечатаны магией и укреплены железными прутьями. Наши люди сделали то же самое. – Он откашлялся. – Твоя речь, произнесенная муэдзинами, произвела сильное впечатление.
Чтение моей речи будет первым обвинением, которое они зачитают на суде.
Али приказал, чтобы жестокие планы его отца открылись всему кварталу Гезири: их пели муэдзины и выкрикивали все имамы и шейхи, которые его знали, – уважаемые священнослужители, чьему слову можно было бы доверять. За планами последовало гораздо более простое обращение:
Гасан аль-Кахтани просит вас смириться с убийством наших шафитов.
Зейди аль-Кахтани просит вас прекратить это.
Его план возымел желаемый эффект… даже больше, чем ожидал Али. Испытывал ли его народ ностальгию по идеалам, которые привели их в Дэвабад, пресытившись коррупцией, или просто верил, что убийца Афшина, который бродил по их земле, копая колодцы и преломляя хлеб с их родственниками, был правильным джинном, чтобы следовать за ним, – Али не мог сказать. Но они взбунтовались, мужчины и женщины Гезири высыпали на улицы и хватали солдат, которые пытались помешать им идти в шафитский квартал. Оба сектора были теперь под его контролем, смесь солдат, преданных Али, и хорошо вооруженных гражданских лиц, занимающих позиции повсюду.
– В больницу? – спросил он с тревогой в сердце. – Если это бану Нахида…
– Она только что ушла, – ответил Дауд. – С визирем и его сыном. Они, по-видимому, выбежали в какой-то спешке. У нас есть солдаты снаружи госпиталя, но по вашему приказу никто не войдет внутрь. Освобожденная рабыня Разу охраняет вход и угрожает превратить любого, кто пересечет ее, в паука.
Человек произнес эти слова с нервным взглядом, как будто ожидая, что Разу сейчас выскочит и превратит его в насекомое.
– Хорошо. Дайте знать, что если хоть один Дэв пострадает сегодня ночью от одного из наших людей, я сам казню преступника.
При мысли о раненых Дэвах Али еще в больнице стало плохо. Он не мог себе представить, как они, должно быть, испугались, узнав, что оказались в ловушке в здании, в то время как окружающие районы восстали под руководством убийцы Афшина.
Взгляд Али упал на стол Ваджеда. Ища доступ к разнообразным городским картам, Али занял кабинет каида, но сделав так, он как будто часть сердца вырезал. Он не мог вынести этого, не вспоминая те часы, которые он проводил, устраивая сражения камнями и палками в детстве, пока здесь же работал каид. Он прочел здесь все книги, изучил все схемы сражений, и Ваджед расспрашивал его с гораздо большей любовью, чем его собственный отец.
Он никогда не простит мне этого, знал Али. Ваджед будет верен королю до конца, он был самым близким другом отца с их общего детства.
Он повернулся к Любайду.
– Ты действительно думаешь, что Акиса может проникнуть в гарем?
– Я думаю, Акиса может делать все, что захочет, – ответил Любайд. – Наверное, лучше, чем ты или я.
Хорошо. Али нуждался в Акисе, чтобы доставить письмо Зейнаб; его сестра, по крайней мере, попытается помочь ему, это он знал.
– С божьей помощью моя сестра сможет убедить Мунтадира поддержать нас.
– А потом? – Любайд скрестил руки на груди. – Ты захватил Цитадель. Почему ты собираешься вернуть ее кому-то, не говоря уже о брате, с которым ты сражался месяцами? – Его взгляд стал острым. – Люди выходят на улицы не для того, чтобы сделать Мунтадира королем, Али.
– И я делаю это не для того, чтобы быть королем. Я хочу, чтобы мои брат и сестра были на моей стороне. Мне нужно, чтобы они были на моей стороне.
Али был уверен, что у его отца есть план на случай, если Али взбунтуется и захватит Цитадель. Он ясно выразил свое несогласие с королем, и не было секретом, что солдаты, с которыми он вырос, любили его. Он знал своего отца; не было никакого способа, который бы Гасан не обдумал, чтобы обезвредить его. Но для Мунтадира, его преданного эмира? Для принцессы Зейнаб, свет его глаз? Али подозревал, что реакция отца будет более мрачной, медленной и эмоциональной. Али мог бы захватить Цитадель, но успех зависел от его брата и сестры. Его жизнь была с братом и сестрой. Он предложил условия своему отцу, письмо с изложением шагов, которые он хотел предпринять, чтобы обеспечить безопасность, пока они расследуют нападение, – но Али знал: в тот момент, когда он приказал муэдзинам раскрыть планы Гасана на шафитов, что пути назад нет. Его отец не простил бы такого нарушения верности.
