Али обдумал его осторожное признание.
– И это взаимно, – ответил он. – Как твое имя, брат?
Гвардеец преклонил голову.
– Дауд.
– Рад встрече с тобой, Дауд. При встрече передавай от меня наилучшие пожелания своему народу.
– Милостью Всевышнего, принц.
Гвардеец вновь поклонился и ушел, захлопнув за собой дверь.
Акиса покосилась на Али.
– Друзей заводишь?
Союзников. Али не понравилось, как быстро он себе в этом признался.
– Что-то в этом роде.
Любайд уже вовсю налегал на угощения. Он откусил кусок медового пирожного, украшенного засахаренными цветами, и зажмурился от удовольствия.
– В жизни не пробовал ничего вкуснее.
– Еда может быть отравлена, – заметила Акиса.
– Оно того стоит.
Чувствуя урчание в животе, Али присоединился. Прошли годы с тех пор, как он в последний раз пробовал такие лакомства. Изобилие, как всегда, производило впечатление – даже изрядно проголодавшись, Али и его друзья не смогут приговорить такое количество еды. В юности Али никогда не задумывался об этом, но теперь, насмотревшись на нищету дэвабадских улиц, он вдруг увидел в такой роскоши преступную расточительность.
Дверь, скрипнув, отворилась.
– Зейди!
Али поднял глаза и увидел, как в сад вошел широкоплечий мужчина в гвардейской форме и алом тюрбане.
– Дядя Ваджед! – радостно воскликнул он.
Каид, светясь от счастья, заключил Али в крепкие объятия.
– Бог мой, юноша, как же я рад снова тебя видеть!
Али почувствовал, как напряжение начинает понемногу отпускать его. Или это просто туловище онемело в крепкой хватке Ваджеда.
– И я тебя, дядя.
Ваджед отстранил его от себя, придерживая на расстоянии вытянутой руки, чтобы как следует осмотреть. В глазах у него стояли слезы, но сам он смеялся от счастья, видя перед собой Али.
– Ну и где же тот тощий малец, которого я учил держать зульфикар? Солдаты поговаривали, ты был похож на самого Зейди Великого, вышагивая по дворцу в этих лохмотьях, с братьями по оружию за спиной.
Такое сравнение понравилось бы его отцу, в этом Али не сомневался.
– Сомневаюсь, что в здравом уме меня можно спутать с Зейди Великим, – заскромничал он. – Однако познакомься с моими друзьями. – Он взял Ваджеда за руку. – Акиса, Любайд… это Ваджед аль-Саби, каид Королевской гвардии. С того дня, когда меня отправили в Цитадель, он фактически воспитывал меня.
Ваджед положил руку на сердце.
– Честь для меня, – сказал он искренне. Сухой голос каида окрасился чувством. – Спасибо вам за то, что защищали его.
Али услышал, как дверь снова скрипнула. Его сердце замедлило ход, и он обернулся, ожидая увидеть своего отца.
Но на солнечный свет вышел Мунтадир.
Али застыл как вкопанный, когда его брат встретился с ним взглядом, да так и остался стоять на месте. Мунтадир казался бледнее, чем в воспоминаниях Али, под глазами пролегли глубокие тени. Левую бровь рассекали два тонких шрама – напоминание о плети Афшина. Но шрамы едва ли портили его внешность. У Мунтадира всегда была репутация привлекательного, обольстительного повесы, который покорял сердца знатных господ так же верно, как Али их отпугивал. Он смотрелся так внушительно в королевском облачении: черная мантия с золотой вышивкой спадала к его ногам как клубящийся дым, а голову венчал эффектный тюрбан из синего, лилового и золотого шелка. Толстые нити переливчатого гезирского черного жемчуга висели у него на шее, а на большом пальце красовалось золотое кольцо с рубином цвета человеческой крови.
Ваджед поклонился.
– Эмир Мунтадир, – произнес он почтительно. – Мир твоему дому.
– И вашим домам – мир, – как подобает, ответил Мунтадир. Али захлестнули эмоции, когда он услышал его знакомый голос. – Каид, отец просит тебя устроить спутников принца Ализейда в гостевых комнатах Цитадели. Они ни в чем не должны нуждаться. – Положив руку на сердце, он наградил Акису и Любайда ослепительной улыбкой. – Мы безмерно обязаны за радушный прием, который жители вашей деревни оказали моему брату.
Али подозрительно прищурился, слушая красивые, но лживые слова, однако не услышал привычных язвительных ремарок ни от Акисы, ни от Любайда. Напротив, казалось, они были абсолютно очарованы эмиром Дэвабада.
Что ж, он и впрямь производит более яркое впечатление, чем промокший, голодный принц, умирающий в горной расселине.
Любайд пришел в себя первым.
– Ты ничего не имеешь против, брат? – спросил он у Али.
– Конечно не имеет, – ответил за него Мунтадир. – Вы должны понимать, что мы жаждем побыть немного наедине с принцем Ализейдом.
От Али не укрылась жесткая интонация, с которой было сказано это «мы», так напоминавшая отцовскую манеру речи. За безобидными словами скрывалось что-то колючее, что не понравилось Али. Внезапно ему и самому захотелось увести своих друзей подальше отсюда, хотя это и не сулило ему ничего хорошего.
– Присмотришь за ними? – попросил он Ваджеда.
Тот кивнул.
– Даю слово, принц.
Этого будет достаточно. Едва ли кому-то в этом городе Али доверял больше, чем Ваджеду. Взглянув на Любайда и Акису, он попытался улыбнуться.
– Даст Бог, скоро увидимся.
– Ты уж постарайся, – отозвался Любайд, ухватив с подноса очередное пирожное, и только потом встал.
Акиса коротко обняла его. Али зажался от шокирующей уместности такого жеста, пока не почувствовал, как что-то твердое скользнуло ему за пазуху.
– Останься в живых, – зашипела она ему на ухо. – Любайд слишком расстроится.
Али кивнул с безмолвной благодарностью, отчетливо понимая, что она только что сунула ему какое-то оружие, которое чудом протащила во дворец.
– Берегите себя.
Ваджед пожал ему плечо.
– Приходи в Цитадель, когда будет такая возможность. Научи наших коренных дэвабадских неженок сражаться так, как у нас на родине.
Когда они ушли, температура словно упала на несколько градусов, и неискренняя учтивая улыбка сползла с лица Мунтадира.
– Ализейд, – произнес он холодно.
Али поморщился. Брат редко звал его полным именем.
– Диру, – его голос дрогнул. – Я очень рад тебя видеть.
Мунтадир не ответил и лишь скривился в ответ, словно съел что-то кислое. Он повернулся и, не обращая внимания на Али, спустился к беседке.
Али попробовал начать сначала.
– Да, знаю, мы расстались не на лучшей ноте. Мне жаль.
