– Выход всегда есть. Просто не нужно торопиться. Нужно ждать и думать. Поторопишься – снова окажешься в таком месте, откуда пришёл к нам… Не лучшее место в городе, верно?
– Господин офицер, – сухо сказал Сашка, – вы ещё напомните мне, что у нас одни бандиты. Расскажите что-нибудь про вшей или про людоедство. Только я это всё знаю сам. Лучше ответьте, вы возьмёте меня в часть, где служите?
– Нет, – Краев наконец вспомнил про наполненный стакан, глотнул из него, – я не могу этого сделать. Во-первых, для регулярной армии ты маловат, во вторых, кандидатов к нам проверяет Контора, я и сам там почти незаконно.
– Вот видите… Так чего мне ждать?
– Останься у нас, – сказал Краев, – хотя бы пока холодно, а там будет видно.
Сашка засмеялся.
– У нас в бригаде есть один пацан, который очень хочет, чтобы его усыновили… Только это не я. А я как-нибудь разберусь сам. И с городом, и с собой… Разрешите идти, господин капитан?
Он вышел из кухни и услышал, как Вера Ивановна говорит мужу:
– Гриша, он же ещё ребёнок. Зачем такие разговоры?
«Плохой город, хороший город, каждый говорит своё, – думал Сашка. – Но в другом городе я не окажусь. И кто сказал, что там лучше? А здесь у меня друзья, соседи, Катя, в конце концов. Вдруг энские войдут в наш город и начнут убивать всех подряд? Кто защитит Катю? Её надо защищать. Катю, Катину мать, остальных женщин. Пусть мне не нравится Глава, всё равно я солдат. И Краев тоже. Это же так просто. Защищать то, что вокруг тебя…»
Сашка ушёл вечером. Несмотря на возмущённые возгласы Катиной мамы, что он ещё кашляет и непременно заболеет опять, несмотря на сдержанные попытки Краева поговорить. Но говорить, по мнению Сашки, было не о чем. Да и опасался он, что Краев в чём-то прав, а Сашка – малолетний глупыш и ничего не понимает. Катя отдала ему одежду, в которой он пришёл, теперь выстиранную и поглаженную. Сашка порылся в карманах куртки. Зуб неизвестного животного и календарик лежали на своём месте. Рисунок на календарике облез, но числа различить ещё было можно. Разгладив картонку, Сашка аккуратно положил её обратно.
Краев молча пожал Сашке руку, а Катя вышла вместе с ним во двор.
– Вот, возьми, – протянула она ему небольшой свёрток.
– Что там?
– Понимаешь, там свечки. Настоящие свечки, восковые. Если их зажечь и смотреть на огонь, то можно от любой болезни очиститься. Так один мой знакомый с философского факультета сказал. Я, когда ты болел, их зажигала.
– Спасибо, – Сашка сунул свечки в карман. Надо было ещё что-нибудь сказать, но ничего не лезло в голову, и он пошёл к калитке.
– Саша, – вдруг позвала его Катя, – Саша, я давно хотела сказать… Ты мне нравишься. Очень.
– Ты, наверное, самая лучшая девушка на свете, – ответил Сашка, стараясь улыбнуться, – но я тебе нравиться не должен. Прости.
Потом он пошёл очень быстро – чтобы не остановила, не проговорила что-нибудь ещё. Они не должны были общаться. Они стали теперь слишком разными людьми…
Первым, кого Сашка встретил в развалинах, был Хнык. Он сидел на мешках в подъезде, одетый в чёрную форменную куртку, из-под которой выглядывал теперь уже изрядно испачканный Сашкин пёстрый свитер, и держал в руках обрез.
– Ой, Саша! Вылечился! А Кеша мне по уху дал. Сказал, ты от меня заразился.
– Нет. Я сам простыл.
– А меня в бригаду приняли, – гордо сообщил Хнык. – Я теперь вместо Лёвы, у меня даже форма есть! Знаешь, как мне Шакал завидует! Вот скоро бой будет, так я себе денег заработаю. Жрачки куплю, может, даже конфет, и ножик обязательно! Как ты, Саша, думаешь, хватит мне и на хавчик, и на ножичек?
– Смотря сколько жрать будешь, – сказал Сашка и пошёл наверх.
Дверь в квартиру была заперта. Сашка постучался, отворил Шиз.
– Ты, чёрный дух?
– Я, – согласился Сашка.
– Видел белых духов, – сообщил Шиз. – Они сказали, что ты не готов. Поэтому ты и жив.
– А мне одна девчонка сказала, что я живой остался, потому что она свечи жгла. Вот такие, – Сашка развернул свёрток.
– Это хорошие свечи, – покивал Шиз. – У тебя целых четыре.
Свечи были насыщенно-жёлтые, тёплые, и ещё они были напоминанием о Кате. «Мы не должны общаться», – вспомнил Сашка.
– Хочешь, командор, такую свечку? Меняю на пистолет. У тебя ведь есть?
– На пистолет? – Шиз подумал. – Две свечки. – Пошёл к себе в комнату и вернулся со старым браунингом.
«Меняю любовь на ствол», – мелькнула мысль. Сашка улыбнулся.
– У тебя ещё две, что будешь с ними делать?
– Молиться буду этому, как его, который нас сотворил.
– Ты на верном пути, дух, – сказал Шиз. – Я тоже за тебя помолюсь.
Сашка прошёл в свою комнату, опустился на топчан. После дивана доски казались жёсткими и неудобными. «Где Кеша? Куда этого трепуна унесло?» В мангале горели мелкие угольки. «Можно на них смотреть, тоже огонь. Смотреть и молиться? А как? Шиз просто уставится в одну точку и сидит, а что у него в голове – никто не знает. Может, он и не молится, а думает, какие мы все козлы и уроды». Сашка смотрел перед собой на край порванного одеяла и понимал: ему всё-таки не хватает Кати. Вспоминались её забота, прикосновения. Только продлить эту сказку было нельзя. Сашка вздохнул, взял с тумбочки Кешину отвёртку и принялся разбирать нуждающийся в чистке браунинг…
18
Сашкина очередь дежурить в подъезде подошла третьего ноября. Он оделся потеплее, взял у Волка обрез и устроился на мешках. Был обычный для местной осени сырой пасмурный день, ребята грелись по квартирам и мимо него не бегали. От нечего делать он достал из кармана одну из свечек, зажёг. Огонёк казался маленьким и весёлым. Сашка долго смотрел на него и наконец с удивлением отметил, что ему действительно становится хорошо. Так, как не было уже давным-давно. Если прищуриться, пламя как будто заполняло собой пространство и отсекало всё, что вокруг. Только Сашка и тёплый огонёк у него в руке…
– Колдуешь?
Он вздрогнул.
– Я думал, у вас в бригаде один профессиональный шаман, – к Сашке подошёл Пёс без обычной каски. В руках у него была грязная книжонка в газетной обёртке. – Не помешаю?
– Нет, садись, – Сашка задул свечу и сунул обратно в карман. – К университету готовишься? Учебники читаешь?
– Не совсем. Это, Санёк, криминальное чтение. Запрещённая литература.
– Разве в нашем городе есть запрещённые книги?
– Конечно, в городе нет, – усмехнулся Пёс. – А на развалинах есть. У нас тут полиция не шарит, поэтому подлинная демократия и свобода мысли. Правда, здесь книги читать некому. Народ сам понимаешь какой. Так что властные структуры в относительной безопасности.
